Литературный конкурс-семинар Креатив
Рассказы Креатива

Маруся - Сто черных и одна белая ворона

Маруся - Сто черных и одна белая ворона

На мгновение, бесконечное мгновение,  дыхание перехватило. Мгновение длилось и длилось,  легкие распирал промозглый мартовский туман, который никак не выдыхался. В ушах тоненько звенело, перед глазами плыла звездная муть,  ноги не ощущали опоры, и  ее вообще не было, опоры! Никакой. Она куда-то делась вместе с окружающим миром,  маленькой золотой луковицей  над куполом   церкви Флора и Лавра, термосами с едой,   ранним утром, небом, временем, микроавтобусом.

Безразмерное мгновение  закончилось. Из горла с шумом вырвалась  субстанция, которая только что была  городским воздухом.  В глазах еще плавали куски тумана со светящимися точками, но Лера, наконец,  смогла  вдохнуть полной грудью.  Легкие заполнило  нечто,  не имеющее ничего общего с   Москвой и мартом.   ЭТО было теплым, сухим,  солоноватым, с привкусом полыни и нефти.  И свет стал другим:  ярким, наверное, дневным. Не  утренним.  Щеки, только что влажные  и прохладные,  помнившие предрассветный туман,  согрелись. Вместо неумолчного городского гула была тишина…  Лера широко распахнула глаза:  Москвы и Зацепской площади не было. 

Было белесовато-голубое, без единого облачка, небо. Под ногами дорога. По обеим сторонам  барханы, поросшие невысокой сероватой  растительностью.  Налево дорога поднималась немного вверх, уходила в песчаное, бесконечное пространство. Направо – опускалась, и метров через сто  перпендикулярно вливалась в другое,  более широкое дорожное полотно. Эта трасса выползала из-за каменистого пригорка, огибая  зеркальную гладь  лежащего внизу водоема.  На другом берегу (километрах в пяти)  стояли серебристые, сигарообразные сооружения. Выделялась черная, ажурная этажерка над четырьмя огромными, с высотный дом, цилиндрами.  Похоже на инопланетный  город.  Все это отражалось в матовом серебре водной глади. Ни души. 

Понять, понять! С чего все началось? С обычной  смены в привокзальной благотворительной бригаде, где Лера работала по специальности – врачом? С бомжа Витечки и его вечной просьбы «Валрера, дай, дай водочки»? Со старинного друга детства, Козлова, который в нынешней ипостаси  шефа послал ее в командировку? Или – с ворон на мшистой, изумрудной поляне?

-1-

В тот вечер, когда все началось, за  больничным окном пейзаж был таким же мерзким, как и настроение. Рабочий день кончился, можно идти  домой.  Март… голые тополя, похожие на огромные, исшарканные  веники, негармонично болтались под порывами дурного весеннего ветра. В особняках напротив начали загораться окна.  Растрепанные вороны сбились в стаю и деловито подались на ночлег.

…В этих птицах есть что-то неестественное, не-птичье, что ли... Однажды Лера видела стаю каркуш, сидящую на изумрудной поляне заболоченного пустыря. В центре располагалась  самая большая ворона.  Молча и неподвижно. Было похоже, что она тут главная. Вороний гуру. Остальные внимали ей. Все было очень тихо, серьезно и… взаправду.

Лера бесшумно подкралась.  Вдруг Ворона-Гуру встала на четыре лапы  и оказалась маленькой, черной, лохматой псинкой.  Псинка неспешно удалилась,  вороны захлопали крыльями и поднялись в воздух.  А у Леры осталось стойкое ощущение, что она увидела нечто, чего видеть была не должна.

То были странные времена. Лера многое узнала из того, что неведомо другим и скрыто за семью печатями ото всех, - так ей, во всяком случае, казалось, пока психиатр не объяснил ей что почем.   Одна из главных истин, которую  постигла Лера: Знание по сути своей – ничто. Можно видеть и слышать, но не понимать.   А можно и понимать, но  не уметь применить.  Знание – опасное, странное оружие. Никогда точно не знаешь, где у него  спусковой крючок и чем  оно выстрелит.

Тогда Лера  не могла понять только одного:  как же  может случиться такое, чтобы два родных человека стали чужими?  Окружающим, всем без исключения, это было ясно. И более того: они считали это естественным. Истины: два брака из трех  заканчиваются разводом, адюльтер – смысл жизни – лежали в основе отношений полов.  Лера усердно пыталась принять  свершившийся развод и предательство мужа. Но не могла.  Разрыв для нее  был  чем-то из разряда катастроф космического масштаба: падения Луны на Землю или смены полюсов.

Лера ходила на работу пешком (тогда  и увидела странных ворон); котельная, где она работала заведующей лабораторией водоподготовки, была в пяти километрах от военного городка.  Для нее, врача, другой работы не нашлось. Обычная история для офицерских жен. Кем только не приходится им работать в бесконечных скитаниях за мужьями-военными.  Вадим после развода перевелся в другую часть и уехал. Со своей новой, двухметровой женой.  А Лера все ходила и ходила на свою водоподготовку через пустырь, болотце и лесополосу,  пока не приехала мама и не забрала ее домой.  

Валерия четыре месяца лечила «послеразводную» депрессию в пограничном отделении районной психушки, где  врач пытался ее убедить, что «открытия» -  всего  лишь результат одиночества, стресса и глубокого невроза. Потом Леру навестил друг детства и бывший однокурсник  Виталька  Козлов:

-  Валера, хватит  идиотничать. Работать надо. Ко мне  в отделение пойдешь? У меня эндокринологических вести некому. И полставки еще терапевтических.  Сачок ты, Валерия. Я дома два раза в неделю ночую, пока ты тут прохлаждаешься, пашу и за кардиолога, и за эндокринолога, и гастроэнтеролога… сестрички одичали без начальственного внимания, а я что? Не семижильный: на Варьку, жену, сил уже не хватает…

Лера представила гарем из постовых и процедурных медсестер во главе со старшей. Все в белоснежных халатах и тоске по начальственному вниманию.  А огромный, шкафообразный завотделением,  истомленный непосильным трудом, только беспомощно посматривает  на коленочки, пышные перси  и локоны ... это было бы смешно, если бы не смахивало на правду: Козлов  выглядел утомленным, он был элегантно небрит и смотрел на мир красными от недосыпа глазами.

В  тот же день Лера заявила своему лечащему врачу, что абсолютно здорова и пора, пора ей в «нормальную жизнь». Лечащий восхищенно заявил, что де наслышан, наслышан был о талантах Виталия Анатольевича,  но вот теперь и сам убедился: это врач от Бога! Леру в чувство привел за полчаса беседы!

… И еще как привел в чувство!   Козлов пообещал Лере «не спускать плана сверху»:

- Лерунь, как получится, как пойдет, я ж понимаю – сложный у тебя период во всех отношениях. Но и ты помни: с меня тоже ведь сверху спрашивают.  Так что как пойдет, Солнце…

И Лера  за пять минут смогла принять то,  с чем не могла справиться уже шесть месяцев: мир омерзителен, в нем предают,  в нем нет места любви, доблести и чести.

Какая доблесть с честью  там,  где   один врач устанавливает другому план  взяток? Этот миропорядок с поправками на достижения прогресса незыблим со времен строителей пирамид.  Всякий, кто попытается доказать обратное, будет подвергнут остракизму. Чтобы выжить  среди  доброжелательно похохатывающих эскулапов, которые  укладывают дедулек и бабулек  на больничную койку за последнюю пару тысяч пенсионных рубликов, надо затихнуть и молчать.  Бороться можно с единичным проявлением несправедливости. Но не со  всем миром сразу! Это не мир ИНОЙ, а Лера. Белая ворона.

Нет вечной  и прекрасной, жертвенной любви. Нет круговой поруки добра, которой, якобы, живо человечество. Нет бескорыстия. Нет, ничего нет!  Наверное, когда появляется в стае Белая Ворона, ее укладывают в психушку, или распинают на кресте, или просто заклевывают до смерти. Лера не хотела на крест или в дурку. Она хотела жить, пусть даже в таком несовершенном мире.

Поэтому она с улыбкой и выражением глубочайшей признательности  вручила конвертик своему психиатру и через несколько часов была на свободе.  Еще через день работала у Козлова. Она  была коварна и осторожна, она знала, что должна скрывать свое истинное лицо и делать вид, что своя в этом Мире, чтобы он не пережевал и не выплюнул ее на свалку.

Но это все равно оказалось сложнее, много сложнее, чем она могла предположить…

-2-

- Валерия Алексевна, зайди ко мне – пророкотал за спиной бас завотделением.

Опять Козлов на внеочередное дежурство оставит?

- Правильно. Даже еще лучше, чем на дежурство.

Козлов обладал отвратительной способностью читать мысли. Вернее, просчитывать ситуацию и реакцию персонала. Он  плотно прикрыл дверь, пропуская  Леру вперед. Такая галантность со стороны Козлова была гарантией  особо изощренной  пакости.

- Лера, короче, кое-какое оборудование спонсоры пообещали, в обмен на дежурство в бригаде.

-Какой бригаде?

- Благотворительной. Дежурит на вокзале. Ну, там кормежка и оказание первой медицинской помощи.

- Виталий Анатольевич, ты что? Какая медпомощь на нашем вокзале?

-Правильно, Лерунь. В корень зришь.  У нас в провинции бомж массово не водится. Нечего ему тут делать.   В Москве, на Павелецком дежурить будешь.

Козлов выжидающе смотрел на Леру.  Отвечать на  ее заполошные вопросы  снисходительным тоном легче, чем самому, первым, пускаться в объяснения. Это было бы похоже на оправдания. Лера эту дипломатию просекала плохо, а молчала  только потому, что вообще ничего не могла сообразить: от их райбольницы до Москвы с Павелецким и прочими вокзалами была  тысяча верст строго на север…

- Валерия Алексевна, поедешь на месяц в командировку. А потом я те дам месяц, не, две недели отгулов…  жилье на время работы представляет этот самый Фонд. Кормежку тоже.  На работу будут привозить-увозить. Рабочее место супер – у них все оборудование немецкое, микроавтобус специальный. – Козлов вздохнул, немножко помолчал, не дождавшись Лериной реакции, продолжил:

-  А кого я пошлю? Ты у нас одна бессемейная, тебя что, дома муж с детьми ждут? – да,  здорово еще раз услышать, что жизнь  удалась...

- Виталий,   ну ты, ты  же знаешь, я просто не смогу. Дело принципа.  Бомжи – это зараза, болезнь, уродство какое-то,  они сами выбирают  образ жизни, общество не должно помогать им паразитировать. Это абсурд!

- Ой, перестань, перестань, Валерия Алексеевна! Это  работа, и все. И вообще, откуда у милой девушки из русской глубинки воинствующее ницшеанство?

- Нет, я не утверждаю, что они лишние (Лера запнулась – а так ли она убеждена, что они НЕ лишние?),  просто считаю, что это страшное лицемерие – сюсюкать, выводить им вшей и кормить супчиком. Они сами захотели так жить. Помогать этим людям -  извращение какое-то. Тысячи достойных людей нуждаются в помощи…

- Все, Лера.  Все. Вот билет, завтра  вечером ты едешь.  Тебя встретят. И должен тебе сказать, мозги у тебя того, набекрень. Врач ты все-таки!

Нет, ну кто бы учил врачебной этике! Аморальный, беспринципный, циничный Козлов? Тот самый, который имеет процент от аптеки, когда посылает  больных за дорогущими лекарствами, которые якобы необходимы, но в отделении их нет?!  Козлов экономит на шприцах, системах, физрастворе – на чем угодно, вплоть до аспирина!- и проворачивает махинации. Он берет взятки с больных за то, чтобы положить их в отделение. И вдвое больше, чтобы не положить:  инвалиды на группе дважды в год должны отлежать для очередного переосвидетельствования. Вместо этого они откупаются. И сейчас (Лера уверена!) Козлов имеет свой «гешефт» от этой ее командировки.

Козел он, козел! Ведь знает же, что в студенческие годы  еле ноги  унесла от своры бомжей в парке, где бегала по утрам… она до сих пор помнит запах прелой листвы и хрип догоняющих ее  страшных, грязных мужиков.  Потом, в общаге, когда девчонки капали валерианку в рюмку с водой, пришел Виталий и предложил «гребаным медичкам засунуть  гребаную валерианку туда- известно-куда».  Он заставил Леру выпить  из железной кружки (зубы отбивали дробь)  горячий сладкий чай, в котором дешевого коньяка было больше, чем кипятка. Она спала сутки после этого «лекарства»…

И вот сейчас он посылает ее кормить, выводить вшей  и лечить  лишаи у  бомжей?!

-3-

Москва была неспешной лентяйкой. В меру грязной, в меру помпезной, не в меру кичливой.  Москва как Москва. Кто-то сказал, а тысячи за ним повторили, что Москва тороплива и суетлива. Ложь. Торопятся, бегут лишь   приезжие из глубинки. Только великий, истинный лентяй  может тратить  запланировано два-три часа  на дорогу и еще пару внеплановых часов простаивать в пробках. Тот, кто спешит жить, ни за что не поселится здесь. Соседка  Леры,  педагог на пенсии, за два часа пол-огорода картошки успевала окучить.

Леру встретила на Павелецком высокая, сухощавая женщина с седой стрижкой. По-мужски поздоровалась за руку, представилась:

-  Эдна Владимировна. Я психиатр, мы дежурим вместе. Сейчас я отвезу вас на квартиру, вечером, в восемь,  наша смена.

Парадное за железной дверью с панелькой кодового звонка, чистые, широкие ступени с вытертой тысячами  ног ложбинкой. Квартира встретила Леру  высокими потолками, пыльными шторами с оторванными петельками и приличной, по казенным меркам, мебелью. Комнаты сохраняли запахи прежних жильцов:  старый, въевшийся в стены сигаретный дым и неуловимый аромат мужского парфюма.

- Комплект белья в шкафу. В холодильнике есть сыр и колбаса, микроволновка и электрический чайник исправны. Да, горячая вода есть. Приводите себя в порядок, подремать  на дежурстве получается очень редко.

В первую же ночь Лера повела себя, как первокурсница в  анатомическом театре. При виде изжеванной собаками руки чуть не потеряла сознание: собачьи челюсти превратили в однородное месиво то, что еще недавно было человеческой плотью  и тканью рукава. Лоскуты кожи и мышц было невозможно отличить от лохмотьев ткани. Но самое жуткое – это застывшая улыбка на старообразном, бабьем  лице  бомжа. Он истекал кровью и продолжал улыбаться.

- Шок. Увозим в стационар.- Эдна была хладнокровна и решительна, как, впрочем, и остальные в бригаде:  пожилой фельдшер Петр Аскольдович и  двое парней, Славик и Игорь, которые по очереди сидели за рулем и  занимались раздачей еды из термосов. В маленьком коллективе была почти полная взаимозаменяемость,  здесь все понимали друг друга с полуслова.

- На, выпей кофе, подруга, -  протянул пластиковый стаканчик Аскольдович.

-Ничего, втянешься. Хотя, терапевт нам здесь как-то не очень. У нас больше ожоги, обморожения, порезы, ушибы, укусы…  педикулез, всякие кожные  заболевания… так что вспоминай, вспоминай, чему тебя в институтах учили…

- Дядь Петь, дай водочки, дай, а?

Бомж без возраста, с ярко-голубыми глазами, отмеченный печатью дебильности, только что съел четыре порции супа. А теперь клянчил водки.

- Зимой, в мороз, мы их подпаиваем понемногу.

- Да нельзя же! Пьяные быстрее замерзают!

- Это кто сказал? Фронтовые сто граммов  в окопах лучше всех лекарств от простуд были…

Фельдшер  достал из кармана халата плоскую фляжку и плеснул -  ровно глоток, не больше! - в пластиковый стаканчик.

- Иди, Витичка, иди, а то Эдна увидит, заругает.

-4-

…Две недели Лера вставала и шла на дежурство автоматом. Вернее, ее туда  везли.  После двенадцати часов  добросовестной работы она, смертельно усталая, отсыпалась, звонила маме, читала купленные впопыхах  с лотков дамские романы. Жизнь была не лучше и не хуже, чем обычно.  Через несколько дней к ней подселили двух девчушек, удивительно похожих. Лера с девочками почти не пересекалась:  они работали в другом графике.

А потом к ней пришла Эдна. Без предупреждения и приглашения. Лера так и не поняла, зачем.  Эдна принесла дорогой коньяк в красивой коробке. Сама разлила по чайным чашкам. Нашла в глубине холодильника заветренный лимон,  Лера поставила на стол  остатки чернослива в шоколаде.

- Валерия Алексеевна, у вас личные счеты с нашими подопечными?

Лера глотнула коньяка. Он был ничуть не лучше того, дешевого, которым много лет назад отпаивал ее Виталий после приключения в парке.

- Да нет. Особых претензий у меня к ним нет. Как и особой любви.  Так, мелочи. По молодости меня напугали крепко. Трое бездомных гнались.  Убежала. Где им было  поспеть за  молодой и тренированной студенткой.

 Лера усмехнулась:

-  Что, плохо выполняю свои обязанности? Простите, я действительно делаю все, что могу.

- Нет, Валерия Алексеевна, нет.  Так даже лучше… тут до вас   хирург,  Глеб работал. Альтруист, по велению души пришел.  Хотел спасти весь мир.

- И?

- Федор, вы его не встречали, он приходит только в морозы -  пригласил его принять участие в сеансе групповой некрофилии.

- Господи, что за бред?

- Да не совсем бред. Этакое изощренное издевательство это было. Знаете, как в школе доводят отличников, слишком положительных? Ну вот. Федор с компанией  просто со свету сживал нашего хирурга.

 Глеб был… не искренен. По большому счету. Но едва ли сам понимал это.  Наша братия на дух не переносит альтруистов и спасителей угнетенных и бездомных. Сбежал  хирург. А вас, Валерия Алексеевна,  наши подопечные приняли. Вы не врете,  Валерия. И не притворяетесь, что вам их жаль.

Так же неожиданно, как и пришла, Эдна засобиралась уходить.  В дверях сказала еще одну, уж совсем непонятную вещь:

- Знаете,  тут еще подумать надо, кто для кого на этом свете есть…  Может быть, большие города только для того и появились, чтобы стать средой обитания бомжей. Цивилизация – как питательный бульон для них.  Может, они – не отходы общества, а результат, вершина эволюции? На  определенном этапе общество в состоянии  содержать какую-то свою часть, которая абсолютно свободна от условностей, не работает, паразитирует. Вот только для чего, почему?

Лера решила, что Эдна  окончательно  сбрендила. И тихо порадовалась, что работать в этом забойном коллективе осталось двенадцать дней, всего три ночных и три дневных дежурства… 

В первую же ночную  смену после странного визита Эдны  не вышел Петр Аскольдович: какие-то непредвиденные обстоятельства. Лера помогала ребятам раскладывать по мискам гречневую кашу с тушенкой и наливать щи. Сделала две перевязки, обработала раны. Потом пришел Витечка с колченогой дворнягой Кутузом. Дворняга была одноглазой, со страшным облезлым боком.  Витечка опять  (в который раз!) рассказал Лере, как просил  в здешней церкви  «святых братцев»  Флора и Лавра  излечить собаку, и они спасли полумертвую псину.  Только послали сначала его еще к одному «братцу».  Витечка приходил иногда без Кутуза, говорил: оставил у Братца.  У него там тепло, он Кутуза покормит.  Иногда и сам не приходил. Объяснял свои пропуски визитами к мифическому родственнику.

 Кутуз лопал кашу из одной миски с хозяином, потом пил какао.  Витечка всегда давал какао сначала Кутузу, а потом сам допивал: из  ополовиненного узкого стаканчика, видите ли, лакать псу было неудобно. А потом  Витечка начал клянчить водку.  Лера сказала  резко:

- Нету, уходи.

Убогий злился, настаивал, почти кричал. Ребята потащили пластиковые мешки с отходами и грязной посудой в мусорные баки. Эдна была полностью поглощена теткой почти приличного вида: эта, одна из немногих, кажется, бомжевала не по призванию.  Ей нужна была юридическая помощь: вроде бы, дети выселили ее из квартиры. 90% подобных рассказов были неправдой, этакие душещипательные истории выдумывались с чисто вампирской целью: выжать жалость, добиться внимания…  Помочь Лере справиться с Витечкой было некому.

- Злая, дай, дай водочки! – Глаза у юродивого  горели больным, синим пламенем, Лера не могла отвести взгляд. Последнее, что она помнит (странная, мимолетная мысль ):  почему  он такой загорелый? Откуда загар в марте у голубоглазого, светлокожего Витечки? Наверное, у «Братца» загорал… я тоже хочу такого братца, солнца, моря…

Ну что ж, хотели – получите, дамочка…

-5-

Внезапное помутнение рассудка (от Витечки заразилась?), перемещение во времени и пространстве, что еще? Версий больше не было. Другая планета? Да, похоже. Иные небо, свет, воздух, ветер, звуки, растительность. Лера тихонько пошла по направлению к большой дороге. Уголком взгляда заметила что-то, похожее на дорожный указатель.  Вернулась. Указатель был похож на обычный, земной,  с белой надписью по голубому полю: «Kuly-tuz 10 km». Только буквы странные: латиница с какими-то закорючками. Наверное, все же, бред. Когда новое всего лишь комбинация виденного раньше – это точно бред. 

Рядом, на земле, валялась ржавая табличка: «Куули-Соль, 10 км».  На русском, на кириллице? Нормальный, ржавый, привычный указатель! Таких на российских дорогах миллионы. Только тут ее сняли и заменили. За спиной завыл двигатель. Лера обернулась: с большой дороги заворачивала… блестящая, голубая, с нестерпимо сияющим оленем… Волга. Старая-старя. Волга остановилась. В окошко выглянул  худой, носатый мужик в кепке.

- Садысь, на кладбыщ отвезу. 

В открытом окне – локоть. На сухой, смуглой до черноты руке синяя татуировка: «Рафик». Мозги отказывались анализировать, идентифицировать и переваривать поток информации.  Привычка скрывать «беловороньи» мысли и чувства пришла на выручку: Лера с видом, будто она это делает ежедневно, залезла на широкий диван Волги, с грохотом захлопнула дверь.

- Дэньги не надо, какой сейчас дэньги! Манаты. Раньше одын рубль я мясо покупал, обед варил, семью кормил и потом кино шел. Плохо им был Советсткий Союз. Сичас сумка манат беру, на базар отнесу, а картошка три штук куплю!

Рафик зацокал языком:

- Сын уже в Баку уехал, таможня работает! Позвал. Дочка училищ кончит, уедем. Ты тут стой, через дыва час обратно поеду, в город отвезу.

Волга проехала метров триста, взобралась на горку и остановилась. Справа, под горой, оградки и кресты. Действительно, кладбище!  Широкие ворота. Возле ворот какой-то мужик и… Витечка!

-6-

- Это ты? Это ты сделал?! Это как?! - Лера с криком выплескивала панику, страх, беспомощность.

Витечка морщился и чуть не плача, скороговоркой, оправдывался:

- Не делал я ничего, ты водочки не дала Витечке, злая очень! Кутуз испугался.

- Да пойдемте уже, что стоять то тут, на дороге. Народ может приехать хоронить, или яму кто приедет копать. Идем. – Мужик с небритым скучным лицом повернулся и пошел, не оглядываясь, в сторону домика, прилепившегося к невысокой горе. Лера поняла: это сторож,  и они идут в кладбищенскую сторожку.

В домике, сложенном из белого ракушечника, стоял топчан, покрытый цветной кошмой. Такая же, только чуть похуже, кошма лежала на полу.  В углу лопаты и ведра. Над дверью висел пучок колючей травы. На покрытом клеенкой столике стоял белый пластиковый чайник Тефаль,  рядышком сотовый телефон, Сони Эриксон.  Четыре пиалы и вазочка с изюмом, миндалем и… горохом.

Мужик щелкнул кнопкой на чайнике и сказал Витечке:

- Там черепах Кутуз нашел. Посмотри иди.

- Ну, и что делать будем? – это уже Лере. Как будто Лера знала, что делать.

- Рафик тебя видел. Но это не беда, подумает, что с кем-то уехала в город.

- Почему это он так подумает? Нет!  Я с ним поеду в город!

- Угу. И что ты там будешь делать? Без паспорта, документов, денег… Пойдешь в консульский пункт? Это тебе не кино. Никто тебя без документов в Россию переправлять не будет. Взяточники там еще те… - мужик усмехнулся.

- Предположим, мы дадим им денег. Переправят тебя морем, на российском судне. Нет, слишком много людей будут знать...

- Где… я? – Лера, наконец, набралась храбрости спросить.

- Да на Земле, на Земле. И со временем все нормально. Сейчас по Москве  девять утра, здесь – двенадцать.  Тот же март, тот же год. Только в пространстве на три тысячи километров  южнее и восточнее  Москвы.   До города шесть километров, это новое кладбище. Но как это –  сам понять не могу. Рассказывай. Может, разберемся, решим, что с тобой делать.

- Город  - это серебристые сооружения на той стороне озера?

- Да не город это! Нефтеперерабатывающий завод.  Город чуть дальше, отсюда не видно. Высокие этажерки видела? Кокосовые установки. Цилиндры – реакторы.  И не озеро - бухта. Мертвая.  Семьдесят лет сточные воды сливают туда.

- Вы – Витечкин брат?

Мужик налил зеленый чай в пиалы. Подвинул Лере вазочку с изюмом.

-Ну, уже почти хорошо. Крепкая дамочка. Понять пытаешься? Нет, я не брат ему. Не больше, чем тебе. Я – Наблюдатель.

Наблюдатель аккуратно брал в вазочке одну горошину с одной изюминой и все вместе отправлял в рот. Прихлебывал чай. Вздыхал, молчал.

- Ты думай, пей чай. Я с Витечкой пойду черепах смотреть.

Лера свернулась клубочком на топчане. Хотелось спать. Думалось – а может, если уснуть и проснуться, ничего не будет?

-7-

Лера открыла глаза  и сразу вспомнила, где она. В сторожке было  пусто и почти темно – солнце садилось. Надо выбираться. Город рядом, там есть люди, и на заводе тоже.  Ничего, как-нибудь.  К людям надо идти.

Недалеко от сторожки горел костер. Рядом сидели Витечка, Кутуз и Наблюдатель. Они сидели молча. Вполне мирная картина, но они молчали и сидели так же, как те вороны  на поляне, давным-давно… И Лере, наконец-таки, стало отчаянно страшно.  Она ясно, отчетливо, до рези в глазах от набежавших слез, поняла. Все поняла. Пазл сложился. Наблюдатель не отпустит ее. И Витечку. Она, как когда-то, увидела то, что не должна была видеть.

- Зачем тебе уходить? Что хорошего тебя ждет там? – наблюдатель обращался к Лере, не глядя на нее.

- У нее тоже есть печать,  когда звезда с неба упадет, ее саранча не будет мучить – нес бред Витечка.

- У меня мама дома. Ей будет плохо без меня. – Чашка весов, чуть, едва заметно, но дрогнула.

- Да, мама… - Наблюдатель длинной палкой выкатил горячую картофелину из углей.

- Хочешь есть?

- Да! Хочу есть!

- Как вы все надоели.  Умные злодеи, жадные глупцы, как не перекраивай вас, все без толку.

- Витечку отпустите.

- Да кто его держит то? Черт вас знает, что за создания. Чему надо – учишь, учишь, не научишь. А тут… Как-то  нашел мой Канал связи и смог по нему до меня дойти. Еще и пса притащил. И ты туда же. Наблюдай за вами... Мутируете, что ли? От своей синтетической еды и  питья?

Загорелись первые звезды, прекрасные и искристые в темно-зеленом небе. Костер догорал.

- Нет, ну что тебе там делать то? Взятки с Козловым  у убогих  брать? Оставайся. И мне спокойнее.

-  Он… не виноват. Он не знает, что творит. Мы… исправимся. – Лера вспомнила, как не могла сделать ни глотка из кружки, а Козлов гладил и гладил ее по голове. Витечка с Кутузом незаметно перебрались к Лере поближе. Интересная это была группа:

-  Неразумное животное, бессмысленно и жестоко искалеченное самыми разумными и гуманными  созданиями на Земле – Людьми;

- Слабоумный Витечка,  перепутавший в потемках сознания  лабиринты пространства и разума;

- Молодая женщина, разучившаяся отличать белое от черного;

- Наблюдатель, который точно знал, что нет белого и черного; он вообще знал все, кроме одного: чем закончится история ЭТОЙ цивилизации. Неужели ЭТИ, наконец, смогут выжить и  не разрушить сами себя?

- Валрера,  ты плачь, плачь, мы тогда домой уйдем! Или разозлись на меня, стукни, если хочешь – тогда тоже дома будем – Витечка непонятно уговаривал «Валреру».

- Братец, я еще приду, и Кутуз придет, не скучай!  – обещал он Наблюдателю.

****

Лера стояла на остановке, на Зацепской площади.  Подъехал тридцать девятый трамвай, с уютно освещенным нутром. Лера выдохнула из груди сухой, теплый воздух с запахом полыни и соли. Немножко помедлила, прощаясь, прежде чем вдохнуть вечернюю московскую прохладу.

- Валрера, ты на дежурство водочки принесешь?

- Я не знаю. До завтра, Витечка. Приходи обязательно, говорят, на днях будут  шоколадные конфеты….


Авторский комментарий:
Тема для обсуждения работы
Рассказы Креатива
Заметки: - -

Литкреатив © 2008-2024. Материалы сайта могут содержать контент не предназначенный для детей до 18 лет.

   Яндекс цитирования