Литературный конкурс-семинар Креатив
Рассказы Креатива

Троллев Дмитрий - Рука Господа о ста пальцах

Троллев Дмитрий - Рука Господа о ста пальцах

 - Значит, вы утверждаете, что у Господа сто пальцев, и те, что мы нашли у вас в квартире, это не человеческие обрубки, а улики, оставленные Богом?!  
- Ну, да! - профессор Буйнов обрадовался понятливости следователя, привязавшего его к стулу в темном подвале. - Я же социолог, исследовал проблемы взаимодействия макро- и микрокосмоса, а после интеграцию Бога в константное мироустройствоо. Вы же видели графики в интернете, иначе не приехали бы?
- А еще вы выложили в Сеть фотографии ста отрубленных пальцев, которые мы и нашли в снятой вами квартире. – Грозный следователь недоброжелательно навис над социологом. - Неужто, Господь подбросил?!
- Если буквально, то да. – Буйнов мог гордиться таким понятливым следователем.
- И зачем? – тут же испортил впечатление дознаватель.
- Чтобы подтвердить правильность теории "потоков"! - а ведь следователь казался куда сообразительнее. – В день Творения...
- 18 июня? - лицо дознавателя исказила гримаса недовольства.
- Да, сто дней назад мне приснился известный сон про вязание…
- Про какое вязание? – удивился следователь.
- Ну, про то, что Бог спицами вяжет ткань мироздания одной стопалой рукой. Я же выкладывал описание в Сеть, - растерянный Буйнов не мог подобрать подходящие для следователя слова. – Когда я узнал, что посетивший меня в день Творения сон – одно из Пророчеств, то попытался применить аллегорию стопалой руки к разрабатываемой мною уже двадцать лет теории "потоков", т.е. сил, управляющих мирозданием. И как только я ограничил количество "потоков" сотней, меня осенило – мне стали понятны принципы мироустройства. По сути, я вычислил мотивацию Вселенной. Если человечество не будет распылять свои силы, а устремиться на обуздание "потоков", то в какой-то момент нашего развития, мы сможем координировать мироздание. Человечество уже худо-бедно контролирует 49 "потоков", и с нашим темпом развития технологий уже через сто лет мы освоим еще десяток…
- Кто еще знает о теории "потоков"? - перебил следователь.
- Я, Он и профессор Чуйкин, - тяжело вздохнул прерванный Буйнов. – Сон – слишком слабая аргументация для столь фундаментального знания. Я нуждался в Его подтверждении, но я же социолог, а не математик, поэтому и обратился к ближайшему специалисту, владеющего известной формулой…
- Формулой Бога? - уточнил следователь.
- Уравнением Высшей Сущности, - согласился Буйнов. – Закодировав теорию "потоков" математическими символами, мы задали вопрос Богу. И Господь подтвердил правильность теории, материализовав сотню пальцев.
- И вы тут же выложили в интернет доказательства Бога?
- О таком событии нельзя молчать, - возмутился социолог, - ведь если раньше Бог был доступен лишь кучке математиков, да и влиял на мироздание только косвенно, то теперь Он творит неопровержимые чудеса – меняет свойства материи-пространства.
- А зачем Ему это? – следователь и не заметил, как допрос превратился в исповедь шизофреника.
- Бог хочет внимания, - пояснил Буйнов, – Он хочет признания, понимания, в конце концов. Поэтому и учится управлять реальностью.
- И вы не знаете, чьи эти пальцы? – решил вернуться к делам земным дознаватель.
- Конечно, знаю – Божьи! – заверещал Буйнов, потративший столько сил на объяснение очевидного.
С улицы послышался шум останавливающейся машины. После хлопка дверью, раздались шаги по лестнице, и в неярком подвале появился напарник следователя: толстяк с красным от натуги лицом, держащий в руках огромный переносной холодильник синего цвета.
- Успели взять пробы ДНК с двадцати пальцев, - принялся отчитываться следователю прибывший. – В оцифрованном виде результаты отправлены в Контору. Лаборантка, правда, испугалась, но я, как вы учили, дал ей …
- А вот и письмо с результатами, – перебил разговорчивого толстяка следователь, глядя в свой электронный планшет. И хищно улыбнулся социологу, намекая, что вот и пришла, маньяк, твоя погибель. – Люди европеоидной расы… Не понимаю… Ни один из образцов не идентифицирован и в базе пропавших не числится…
- Лаборантка тоже удивилась, - поддакнул напарник, - говорит, непонятно с правой или левой руки пальцы. Испугалась, не заразно ли это.
- А что еще сказала? – поинтересовался следователь.
- Пальцы отрезаны часов шесть назад, что видно по характерным трупным пятнам…
- Я же говорил, что это не святые мощи, - обрадовался дознаватель, - а просто человеческие останки!
- А как профессор смог отрезать пальцы у ста человек одновременно? Ведь ни пропавших в таких количествах, ни обращений в больницу? – возразил толстяк. - Ватикан даже международные базы данных проверил...
- Ватикан? Эй, а кто вы? – забеспокоился Буйнов.
- Совсем дурак?! – не удержался следователь и стукнул по лысине толстяка. Повернувшись к привязанному допрашиваемому, он достал из пиджака белый платок и небольшой флакон для лекарств. Смочив ткань жидкостью из флакона, дознаватель двинулся на привязанного к стулу Буйнова.
- Простите, отче, - оправдывался толстяк перед "следователем", отвязывая безвольное тело социолога.
– Только в салон пальцы не клади, - напутствовал "следователь", - в багажник.
Это было последнее, что услышал Буйнов, проваливаясь в темноту.
 
Станислав любил, когда его имя произносят с ударением на "и", как это делал львовский наставник священник Вацлав, а не как здешние варвары, ставя ударение на последнее "а". Для него граница востока с западом определялась верой: систематизированный католицизм или темное православие. Он иногда боялся, что родился в столь близости от кордона этих миров: чуть восточнее - и подобно варварам крестился бы от леших да накручивал нитки-амулеты на пальцы детям.
А больше всего на свете Станислав не любил чудеса, которые небезосновательно считал мошенничеством. О них отец Вацлав знал как никто, и этому же учил школьника Стасика, который пришел к Богу благодаря цветному атласу по метеорологии. Узнав, как сложно возникают ураганы и торнадо, и сколь беспомощен перед ними человек, идея о Сверхсущности казалась очевидной.
Для Станислава главным доказательством Создателя являлся сложно продуманный мир. Законы мироздания оказались столь точны и непоколебимы, что для потустороннего попросту не хватило места. Вселенная и Разум – единственные доказательства Бога. Все остальное от Лукавого, которого тоже выдумали люди, чтобы очеловечить непостижимого Господа.
Мнения о невозможности чудес и продуманности Вселенной как доказательстве Творца у Вацлава и подростка совпали. Отец Вацлав не верил даже в многочисленных Львовских приведений, считая, что вечное посмертное блуждание, почти Каиново наказание, – слишком страшная кара за убийство "по-бытовухе". "Где призраки Гитлера и Сталина? Будто одна аристократия да интеллигенция должна сносить вечные муки".
Свою нелюбовь к православию, для которого чудеса являлись основными аргументами присутствия Создателя, он передал своему ученику:
"Мало того, что народ на святые праздники спаивают, так еще всякую ересь распространяют, - не уставал повторять наставник. -Мощи у святых не гниют?! Так и фараоны вон забальзамированы, выглядят как новенькие, - может и им кланяться будем? А про "хранить в сухом прохладном месте" слышали? А ежегодное пиротехническое шоу – Схождение Благодатного огня! Бог приходит по расписанию? Может с ним азбукой Морзе через огонь контакт наладить? Так они еще это в новостях за правду выдают! Туринскую плащаницу, на которой не отпечаток тела, а мужской портрет, сделанный по особой технологии в тринадцатом веке, за реликвию почитают! У них до сих пор упыри по кладбищам шастают да домовые под кроватями прячутся. Ну чем не язычники?!"
По мнению Вацлава, православные вообще стремились в Ад: "Правила вхождения в Рай строгие, но нет Чистилища, чтобы оттереться от мелких грешков. Значит дорога только в Пекло! А ведь тут главное как себя запрограммировать на посмертное существование". Судя по тому, как часто рассуждал об этом священник, его, как и многих, в церковь привел страх смерти, а не поиск Бога, как Станислава.
Но это не мешало Вацлаву бороться с мракобесием. Он отвечал за поиск и объяснение чудес на западной Украине перед Святым Престолом Ватикана. А мистики после развала Союза там хватало. Мольфаров и прочих целителей Вацлав не трогал – свою профессию психологов-заклинателей люди передавали из поколения в поколение и сами верили в дар; да и эффекта плацебо никто не отменял. От уфологов священник вообще отмахивался: "правительства выделяют миллиарды на наблюдения за космосом, а кучка туристов хочет выйти на Контакт, привлекая пришельцев тушенкой, песнями Цоя на расстроенной гитаре и бесконечным энтузиазмом". А вот за чупакабрами и стигматами у душевнобольных приходилось присматривать.
Чупакабру Вацлав так и не поймал, а стигматы обычно наносились больными собственноручно. Но даже несколько загадочных случаев, о которых рассказывали его более доверчивые коллеги, священник объяснял Эриксоновским самогипнозом. Единственным проявлением сверхъестественного святой отец признавал экзорцизм. Сменивший его на посту воспитанник Станислав не верил даже в бесовщину, принимая её за симптом шизофрении. Благодаря такому скептицизму, обычно не свойственному верующим, Станислав вскоре перерос своего наставника и уже инспектировал самые сложные "чудеса" по всей Европе. Шесть часов назад, когда фотографии пальцев появились в интернете, отец Станислав молился в Женеве.
А вот толстяк - священник, в обязанности которого входило присматривать за местными чудесами - оказался более мистически настроенным, чем Станислав. Перед лежащим на заднем сиденье без сознания социологом, общавшимся с Господом и получившим в дар сотню пальцев, он испытывал суеверный трепет. "Наверное, и про дождь толстяк думает, что это слезы Господа!" - съехидничал Станислав, которого осадки отчасти и привели к Богу.
Но когда пара бросилась от машины к подъезду, ливень не щадил ни обознанного Станислава, ни богобоязненного толстяка.
- Мы же в машине профессора оставили… - забеспокоился местный священник.
- Не очнется – не менее четырех часов держит! - Станислава больше волновала запертая металлическая дверь на подъезде Чуйкина.
Математик жил в новом панельном доме, что не вязалось с мнением о бедности российской науки. Несмотря на ливень, можно было различить ухоженность двора: удобные места для парковки, деревянные строения детской площадки и аккуратные цветочные клумбы. В такие дома кого попало не пускают.
Резкий сигнал домофона прервал размышления Станислава о том, кем бы представиться, чтобы попасть в заветный подъезд.
- Вы к Анатолию Александровичу? – видимо консьерж заметил на своем мониторе топчущихся у двери незнакомцев.
Толстяк испугался голоса из домофона, особенно он беспокоился, чтобы зоркий консьерж не заметил бесчувственное тело на заднем сиденье их машины.
- Вы к господину Чуйкину? – более строго спросил консьерж.
- Да, мы к господину Чуйкину, - спокойным голосом ответил Станислав, тоже от неожиданности забыв имя-отчество математика.
Раздался щелчок замка, и Станислав с напарником вошли в чистый свежевыбеленный подъезд. Холла с конторкой консьержа не оказалось, видимо, тот присматривал за домом не выходя из квартиры с помощью "умной" автоматики.
- Господа, номер квартиры знаете? - раздался голос из динамика на стене.
- Да, спасибо! – торопливо ответил толстый, который на самом деле даже не догадывался, где живет математик, но надеялся на всезнающего Станислава.
Святой отец чуть не выругался на напарника, но сдержался, дабы не привлекать к себе внимания. Толстяк его порядком раздражал. Свой сан при областном приходе тот получил, сменив должность православного священника на католического, разумеется, перетянув с собой часть паствы. Станислав таких ненавидел, не понимая, как этого пройдоху назначили присматривать за "чудесами". Видимо, доверили дело, в котором даже такой бездарь не мог навредить. Жаль, что согласно строгой иерархии, отцу Станиславу выбирать не приходилось.
Как улитка, бесшумно и медленно, лифт полз на четвертый этаж. Станислав надеялся, что толстяк не ляпнет какую-нибудь глупость, выведя его из себя. Интуиция подсказывала, что с математиком "игра в копов", как с Буйновым, не пройдет. А готовясь к худшему, всегда нужно помнить про самообладание.
Перед раскрывшимися дверьми лифта священников ждал невысокий мужчина в неброском полувере, из-под которого выглядывала накрахмаленный воротник белой рубахи с толстым языком темно-красного галстука. На ногах у встречающего белели домашние тапки, а в руках он держал еще две пары таких же для гостей. Такая предупредительность не понравилась Станиславу, который рассчитывал на эффект неожиданности.
- Здравствуйте, господа! – Чуйкин положил тапки перед гостями. – Кто я, вы и так знаете, поэтому надевайте тапки, чтобы не пачкать ковровые дорожки. На улице дождь все-таки.
Священникам ничего не оставалось, как переобуться. Свою психологическую атаку Чуйкин провел превосходно.
Станислав лихорадочно раздумывал, откуда математик мог знать об их визите, если они сами узнали о нем полчаса назад? Неужто, у них завелась "крыса"? Но на кого она работает? В такие моменты священник мечтал превратиться в какое-нибудь безвольное существо наподобие толстяка, которое и в Бога верует, лишь бы за него принимали решения.
Проходя по коридору к квартире, святой отец насторожился, ожидая засады, как в шпионских фильмах. Для полного сходства не хватало лишь пистолета, за который бы постоянно хватался нервный разведчик. Толстяк же, нацепив домашние тапки, наоборот успокоился, даже спину распрямил, приосанился. Такая радушная гостеприимность была для него привычной.
- Вы знаете, кто мы? – этот вопрос должен был заставить объясняться математика, независимо от его ответа: если "да" - то откуда?, если "нет" - то почему ведете себя, как будто знаете? Но и тут Чуйкин вывернулся.
- Проходите, я все объясню, не задерживайтесь в дверях. – Квартира выглядела под стать дому – не запредельная роскошь, но явно выше среднего: новая мебель, домашняя техника, на которую не скупились, и сувениры из дальних уголков мира, привезенные хозяином из отпусков или конференций. – Присаживайтесь.
Чуйкин усадил гостей на мягкий уголок перед прозрачным журнальным столиком из Икеи, на котором ваза с фруктами соседствовал с ровно сложенной стопкой газет и журналов.
- Чай, кофе, коньяк? – поинтересовался хозяин.
- Не откажусь, - заулыбался толстяк, и математик безошибочно определил выбор гостя: линул коричневой жидкости в пузатый бокал, наполнив его почти наполовину. Станислав покачал головой, одновременно осуждая слабость напарника и отказываясь от предложенных угощений.
- А я себя побалую, - достав из серванта еще один бокал, Чуйкин так же наполнил его из фигурной бутылки. Гостей он травить не собирался.
- Откуда вы узнали о нашем визите? – отец Станислав устал от восточной церимониальности.
- Он сказал, - лукаво посмотрел Чуйкин, не сдерживая при этом улыбку.
- Кто он? – переспросил Станислав.
- Он! – повторил математик, и, не позволяя себе пошлости указывать пальцем, приподнял бокал с коньяком, намекая, что его информатор находится выше. - Вы же слышали про уравнение Высшей Сущности?
Толстяк опять невпопад кивнул, хотя о формуле Бога знал не больше обычного обывателя.
- Можно поподробнее? – попросил Станислав.
- Ладно, - будто строгий отец согласился на вечернюю сказку, начал Чуйкин. – Вы так ничего и не поняли. Вы так ни во что и не поверили. Ваша христианская иллюзия сильнее настоящего Бога!
- Это вы объясняетесь или зацепить нас хотите? – не выдержал Станислав, глядя на готового рассмеяться Чуйкина. Да и толстяк невпопад развеселился, заражаясь настроением хозяина квартиры.
- Теперь вы должны сделать то, к чему постоянно призывали ученых: поверить в Бога! – улыбка не слезла с лица Чуйкина, и только теперь Станислав понял, что математик попросту пьян. Коньяка в его бутылке почти не осталось.
- Я верю в Господа! – с нажимом промолвил Станислав.
- В единственно существующего Бога, которого создали мы, ученые? – и не давая вставить возражения, продолжил: – Мы хотели понять свойства Вселенной, разгоняя частицы, а создали Всесильного!
- Вы верите, что в день запуска коллайдера, произошло Творение?! – теперь Станислав попытался насмехаться над Чуйкиным.
- Нет, это вы НЕ ВЕРИТЕ в Творение, а я ЗНАЮ, что оно было! – Чуйкину, как и Станиславу, стало не по себе: они впервые вели теологический спор, находясь по непривычные для себя стороны баррикад.
- Это вам сказала ваша формула? – Станислав старался сохранять достоинство.
- Это мне сказал Бог, Всесильная Сущность, которая жаждет общения!
- Так может и недавний сторогий козел в Японии - это не последствия радиации, а чудо божье?!
- А вы умнее, чем я думал, – Чуйкин, как заправский теолог, перевел аргумент противника на свою сторону. – Бог еще молод, ему сегодня исполнилось только сто дней. Он пытался влиять на мироздание по мере своих сил: вначале дал математическую формулу в виде сна, и так же ментально преподнес законы мироздания, теорию "потоков", людям, готовым к прозрению. И лишь потом взялся за более сложную материю. Тот же козленок в Японии – это всего лишь двадцатое Пророчество, одна из первых попыток. Как колокольчики в тибетском храме, звонящие перерывами по сто раз, или сотня радуг над Нью-Йорком. Только сегодня Он смог создать полноценное чудо, нарушив законы нашего мироустройства!
- Отрубленные пальцы?! – Станислав очень хотел, чтобы эти двое ученых оказались маньяками-психопатами, а не пророками.
- Он еще не создал мораль, если вообще создаст. Буйнову приснились пальцы, выплетающие мир, вот Бог и поддакнул знакомыми символами. Ясно же, что спицы не вызвали бы такого эффекта, а, как известно, жажда признания и мания величия – неизменные атрибуты божества!
- И это тоже вам формула рассказала?
- Это сказал Бог, а уравнение - лишь способ общения с этой всесильной сущностью. Жаль, что со столь сложными вычислениями способны справиться лишь величайшие математики. Я думаю, их не больше сотни, - судя смеху Чуйкина, последняя реплика оказалась шуткой.
- Почему вы все время твердите сто: сотый день, сто пророчеств, сто математиков? Что за число зверя?
- А почему люди считают десятками? – опять улыбнулся математик. – Потому что на руках десять пальцев. Потому люди и разбили мир на десятки, чтобы легче его воспринимать. А было бы двенадцать пальцев, то и мир…
- Я понял, а Бог почему стопалый?
- Его же создали люди, считающее десятками: все расчеты запуска субатомных частиц так или иначе стремились к десяткам, а поскольку Бог, если упрощенно, - это человек в квадрате, то и Он тяготеет к сотням, как его создатели к десяткам. Вот, например, сегодняшние пальцы не главное чудо. Сегодня Господь назовет имя своего Сотого Пророка.
- Сотое Пророчество?! – усмехнулся Станислав.
- Не совсем, Пророчество только тридцать первое, но может я о каких-то не знаю, - замешкался математик. – Это Он называет миссию Сотым Пророком. Но не вам ли знать, как неисповедимы пути Божьи.
- Да, и они прописаны в Святом Писании! – уже чуть не орал Станислав.
- Нет, они прописаны у меня в тетрадке, как и то, что сегодня из этого дома уедет Пророк нового Бога, который преподнесет миру Истину и направит человеческие силы на постижение "потоков"!
- Это Он вам сам сказал?
- Да! – гордо заявил Чуйкин.
- И это будете вы?
- Ну не толстяк же? – Напарник Станислава не ожидал такого подвоха после коньячного гостеприимства, но уже ничего не мог поделать, только забиться в угол дивана. – Вы слишком верите в своего Бога, а Буйнов ничего не смыслит в математике, он не сможет с Ним общаться. Остаюсь только я!
- И поэтому вы пустили к себе незнакомых людей, не зная их намерений? - на лице Станислава проявилось что-то плотоядное.
- В послании Бог меня предупредил о вашем приезде и необходимости подстраховки, поэтому ни на бумаге, ни на жестком диске вы не найдете интерпретации уравнения – я все уничтожил. И без моей помощи вы ни за что не разберетесь в нем, ведь даже для меня многие значения формулы остались непонятыми. Но и отосланной в Ватикан информации хватит, чтобы священники поверили, что это не дикий бред, а настоящие доказательства присутствия Высшей Сущности.
- Почему вы предложили сделку католикам?
- Вы же извинились за Галилея? Да и где мне найти лучше трибуну для жаждущего славы Бога, чем Папский престол? – решил отшутиться Чуйкин, но все же признался: - Да и Он настоял, я с Ним спорить не решился.
- А если я вам НЕ ПОВЕРЮ?!
- Придется, я не думаю, что среди вас найдется один из сотни математиков, которые поймут записи в этой тетради. – И чтобы закрепить преимущество, Чуйкин подвел итог теологическому спору: – Самолет вылетает через три часа, регистрация через час – следует поторопиться.
Все как по команде встали с дивана, тем более бутылка коньяка уже опустела. Толстяк, который не привык к постоянному унижению, попытался первым улизнуть из квартиры математика.
- Уважаемый, - вернул его Чуйкин, - не поможете спустить чемодан?
И математик указал на большого черного монстра, тяжелым камнем ожидающего возле входной двери. Пророчить Чуйкин собирался основательно.
- А можно теперь мне задать вопрос? – игриво спросил пророк, не обращая внимания на пыхтящего позади толстяка. - Как бы вы вывели меня из подъезда перед камерами консьержа, если бы я отказался идти по доброй воле?
- В чемодане, – коротко бросил Станислав, который в этот момент не шутил.
 
На заднем сиденье рядом с находящимся в отключке социологом разместился Сотый Пророк, прижимавший заветную тетрадь к груди. Бесовская книжка не врала – стоило передать информацию кардиналам, и через десять минут Станиславу сообщили о трех забронированных билетах в Рим (толстяк оставался на родине) и задержке рейса на необходимый срок. В соборе Святого Петра сейчас решали судьбу сотни пальцев.
В голове отца Станислава пульсировала мысль – в Ватикане завелся Иуда. Неужели не ясно, что разговоры с Богом – мистификация математиков, недоступная проверке; а эти пальцы - результаты клонирования? Зачем идти на сделку с шарлатанами от науки? Это позор для Церкви!
Священнослужители боролись с магией и гаданиями не потому, что волшебство преображает материю, а чтоб у человека не возникало ложного искушения переделать мир по собственному желанию, чтобы не взращивать гордыни, пытаясь ухватить Господа за бороду, чтобы вывести людей из мрака мистических иллюзий.
Последнее сомнения Станислава по поводу сверхъестественного развеялись, когда ему исполнилось восемнадцать. Вернувшись во Львов на каникулы из духовной семинарии, он снова зачастил в костел к отцу Вацлаву. В то лето священник впервые взял его на "охоту за чудом".
В одной из православных церквей в пригороде Ивано-Франковска замироточила икона. Вацлав приказал ученику одеться строго, "по-деловому". Станислав облачился в серый костюм с выпускного и купленную по тому же поводу дорогую вышиванку. Встретивший его на джипе "Тойота" Вацлав одобрил наряд семинариста, и передал ему большие солнцезащитные очки с буквами D&G на дужках. Сам Вацлав надел добротный летний костюм и очки в тонкой оправе. Запах элитного одеколона и кожаного салона иномарки никак не вязались с привычным образом священника.
Лето буквально жарило землю до сухой потрескавшейся корки. В классической белохатной деревеньке возле церквушки толпился люд. Вдоль единственной асфальтированной дороги, иногда залезая в огороды, беспорядочно ютились автомобили, количество которых многократно превышало парковочные способности небольшого села. Среди них встречались и иномарки, но все они блекли перед роскошью агрессивной "Тойоты".
С несвойственной ему наглостью Вацлав подъехал к воротам церкви и нахально посигналил. Недовольные бабки покосились на мажоров, но Вацлава это не зацепило. Возмущенный служка, выбежавший на громкий звук, недобро глянул на хулиганов, но заметив солидную машину с не менее солидными господами, изменился в лице. Вацлав лениво подозвал его указательным пальцем. Без лишних слов он передал сотенную долларовую купюру служке, предварительно написав на ней номер телефона. Через три минуты в салоне "Тойоты" раздался звонок, и Вацлав достал из бардачка большой, как кирпич, спутниковый телефон, который в те времена считался роскошью.
- Да, я передавал записку, - не здороваясь процедил Вацлав. – Есть разговор, не по телефону… Я недостаточно заплатил за срочность?... Цену вопроса, как и сам вопрос, обсудим при встрече… Значит, я вхожу?
Отключив телефон, Вацлав сунул в руку Станиславу пачку сигарет и приказал выйти из машины и курить возле неё, не снимая модные очки. На все протесты ученика, что он не курит, Вацлаву хватило просто посмотреть на Стасика – святой отец настолько вошел в роль строгого бизнесмена, что юноша не осмелился спорить. Пока Вацлав удалялся за здание церкви, семинарист впервые закурил по указу взрослого. Бабки смотрели все более осудительно, спасали только черные "бесстыжие" очки и вера в непогрешимость наставника.
Станислав не успел докурить вторую сигарету, как из-за церкви появился Вацлав. Чтобы не слышать проклятия ожидающих прихожан, он демонстративно орал в трубку до самой машины.
- Как обычно, - похвастался Вацлав, закуривая сигарету из отданной накануне пачки. – Замочили в аромомасле перед лакировкой, а как лак подсох, аккуратненько иголочкой глазки расковыряли. Свечи икону нагревают, вот она от излишков масла через глаза и избавляется. Полштуки запросил.
- Дорого за раскрытие фокуса. – Это была полугодовая зарплата матери Стаса. - Неужели вы раньше не знали этот рецепт?
- Дело в том, что каждая мироточащая икона изготавливается индивидуально, в зависимости от сноровки и хитрости мастера, потому и уникальна. – Святой отец выбросил окурок в окно. Это был первый и последний раз, когда Станислав видел наставника курящим. – Да и деньги я выложил не просто за рецепт, а за копию чудо-иконы. Через месяца три-четыре заберем.
- А зачем меня курить заставил?
- Так я настоятелю, мол, ты мой сын-фокусник. Для тебя ничего не жалко! – вдавался в подробности Вацлав. – В чудеса–бога не верит. Есть возможность заработать. Конфиденциальность секрета гарантируем. Серьезные люди, как видите… Научишься еще. Тем более сэкономили тебе на хороший костюм.
Повзрослев, Станислав и сам неоднократно переправлял подобные реликвии Святому Престолу с подробным описанием устройства "чуда". С тех пор мало что изменилось: лишь цена на "артефакты" возросла, да джипом "Тойота" никого не удивишь - по паре в гаражах у попов.
Воспоминания отвлекали Станислава от мыслей об измене, но их прервала мелодия Баха из мобильного. Звонил кардинал.
- Ты пальцы как переправляешь?
- В переносном холодильнике?
- Это хорошо. Они гниют?
- Да, портятся.
- Это плохо. Ведь это, возможно, реликвия. Вези быстрее!
И кардинал отключился.
Терпение Станислава закончилось. Выбросив телефон в окно, он резко крутанул руль, разворачивая машину с дороги на еле заметную в вечерних сумерках просеку, ведущую в густую лесополосу. До аэропорта оставалось меньше трех километров, даже слышны звуки взлетающих самолетов.
- Мы же почти приехали! – возмутился Чуйкин. – Вы не могли потерпеть до туалета в аэропорту?
Станислав шутку не оценил. Он остановил машину прямо в чаще. Быстро достав что-то черное из бардачка, священник выскочил из автомобиля. Оббежал машину и так резко распахнул заднюю дверь, что математик, скрывавшийся за ней, невольно попятился в глубь салона, пока не наткнулся на бесчувственного Буйнова. Свою тетрадь с Пророчеством Чуйкин держал перед собой, будто Святое Писание при встрече с оборотнем.
- К черту твою тетрадку и тебя, еретика! – закричал Станислав, выхватывая тетрадь из рук ошалевшего Чуйкина, которую тут же бросил на пол автомобиля. Озверевший священник схватил за руки математика пытаясь вытянуть того из салона. Чуйкин от удивления даже не упирался. Выволочив профессора, Станивлав бросил его на мокрую после дождя землю.
Ничего не объясняя и ни с кем не советуясь, Станислав достал из-под пиджака пистолет. Через секунду он уже стрелял в спину лежащего в грязи математика, так и не успевшего осознать происходящее.
- Откуда у тебя пистолет? Мы так не договаривались? – заголосил толстяк. Его причитания прервал мобильный, зажужжавший в брюках.
Пока толстый священник возился с карманом, пытаясь выудить из него телефон, Станислав достал из машины бессознательное тело Буйнова. Уронив его рядом с трупом математика, священник дважды выстрелил в спину социолога. Обернувшись, Станислав увидел бледного, как львовское привидение, толстяка, протягивающего побелевшими руками мобильный телефон, словно билет в иной мир.
Станислав принял черную трубку и, поднеся её к уху, услышал усталый голос с немецким акцентом. Пока из телефона доносилась тихая речь, Станислав заметно бледнел, становясь похожим на толстяка.
- Папа говорит, что он готов признать присутствие Бога в нашем мире. Назвал этих двоих пророками, а нас - их апостолами. Звонил пожелать счастливого перелета.
Глаза толстяка ширились от удивления и ужаса.
- Прости, Господи! – С этими словами Станислав поднес еще дымящееся дуло пистолета к своему виску и нажал на спусковой крючок.
Гром выстрелов заглушал рев близлежащего аэропорта.
"Нас же люди ждут, вылететь в Рим не могут! - первая мысль толстяка граничила с идиотизмом, но тут же разум взял верх. – Бежать отсюда, из города, из страны. Туда, где Церковь не достанет – к буддистам или исламистам. Куда угодно!"
Толстяк запрыгнул на место водителя, и, развернув машину на злосчастной просеке, устремился в сторону дороги, отставляя в грязи три трупа, и невольно увозя тетрадку Чуйкина на заднем сиденье да сотню пальцев в багажнике.
 
Через восемь лет или, как считает большинство, на сотый месяц Творения, объявился Сотый Пророк, исполнилось Сотое Пророчество. Толстяк-математик, дважды менявший веру, сделал невозможное – остановил Третью Мировую Религиозную Войну, даровав людям учение о стопалом Боге и сотне потоках мироздания. Говорят, что Сотый Пророк, не без помощи Господа, принес с собой на Землю поистине Золотой Век.
Жаль, что век длится лишь сто лет.

Авторский комментарий:
Тема для обсуждения работы
Рассказы Креатива
Заметки: - -

Литкреатив © 2008-2024. Материалы сайта могут содержать контент не предназначенный для детей до 18 лет.

   Яндекс цитирования