Что бы там ни сочиняли себе досужие горожане за кружкой пива, артефакторы деньги лопатой не гребут. Определённо. Эрвет разогнулся от верстака, и потёр затёкшую от долгого сидения в одной позе спину. «И где мои мешки с золотом? Или, вопрос попроще: куда деваются мои гонорары?» Рукоять заколдовываемого меча в дрожащем пламени свечи таинственно подмигнула жёлтым хризолитом, намекая на возможные траты молодого и условно перспективного мага.

— Как же, держи ножны шире. Квартиру за месяц оплачу, родителям с мелкими деньжат подкину, материалы рабочие куплю, и весь гонорар. Эх, что бы ты понимал в жизни, железяка.

Меч, как и следовало ожидать, промолчал, и Эрвет снова вернулся к работе. Одна морока с этим подселением памяти воинов в оружие: сначала изволь пробежаться до ближайшего места старых битв, и отыскать какую-нибудь кость воина, потом неделю колдуй, извлекая из её эфирной сущности остатки былых навыков почившего владельца, и гляди, не напортачь, когда к мечу приживлять их будешь. Иначе вместо оружия, которое учит неумелого хозяина, и помогает в меру своих скромных сил умелому, получится бесполезный хлам, не годный даже на перековку.

Впрочем, усидчивости и аккуратности Эрвету было не занимать, поэтому он не боялся потратить на покупку заготовки последние деньги, отложенные на еду и оплату жилья. Чай, не первый меч заговаривает.

И, увы, не последний. Более интересные и денежные заказы начинающему специалисту начнут давать ещё не скоро.

Артефактор вычертил мелом на скоблёных досках пола сложный узор, поместил в центр знака меч, уселся обратно на табурет, и приступил к завершающему этапу. Вот, сейчас влить немного силы, и можно относить зака…

— Проклятье тебе, поганый чернокнижник! Все кары небесные и земные на твою голову!

Подскочивший с табурета Эрвет потёр ушибленное о верстак колено, и обалдело огляделся. Комната оставалась пуста.

— Да придёт на тебя кара девяти Высших Владык за твои мерзкие деяния! — Продолжал визгливо разоряться невидимый собеседник, и Эрвет с изумлением понял, что голос идёт от меча.

Не может быть! Этого не может быть по всем известным законам магии! Все знают, что души умерших, тем более способные общаться с миром живых, могут призвать только некроманты!

Меч, не заморачиваясь сложными теоретическими изысканиями, продолжал бранно голосить, ловко оперируя такими терминами, как «убийственный грех», «чернокнижная мерзость», и «Высшая Справедливость».

На всякий случай артефактор проверил все расчеты и построения, чтобы убедиться, что он не открыл ненароком новую страницу в истории магического искусства. Нет, ни премий, ни лавров первооткрывателя можно не ждать — всё было выполнено верно.  Маг растерянно потёр подбородок, и решил выяснить хоть что-то у единственного имеющегося в наличие источника информации. Учитывая настрой собеседника, разговор следовало начинать каким-нибудь нейтральным вопросом. Эрвет послушал монолог ещё немного, и вопрос сформировался сам собой.

— Что-то ты для воина слишком часто богов поминаешь, уважаемый.

— Воина?! — Яростно взвизгнул меч, подпрыгнув от возмущения. Сбитая свеча покатилась по полу, но погасла прежде, чем к прочим вечерним радостям добавился ещё и пожар. — Да чтобы ты знал, я жрец Роора Миролюбивого второй ступени посвящения, Саулус из Жейвина! А ты осквернил мой дух, вселив его в это мерзкое всем праведным душам орудие убийства!

В теологии Эрвет был не силён, но о том, что жрецы этого странного культа считали всех воинов скопом прислужниками злых сил, он знал. В основном потому, что магов, с их разрушительными боевыми заклинаниями, эти же жрецы почитали злом ещё большим, и всячески пакостили по мелочам при встречах.

Перед Эрветом замаячил голодный месяц и тяжёлый разговор с квартирной хозяйкой, но он продолжал цепляться за призрачную надежду: может шутка какая-то? В том, что меч с голосистым духом проповедника никто не купит даже за треть цены в качестве хохмы, он не сомневался.

— И почему же твой дух здесь, а не вкушает заслуженный отдых у твоего покровителя? — Если отрешиться от въедливого голоса, и мыслить логически, то меч должен был получить навыки жреца, а не сознание и способность к болтовне.

Вопреки ожиданиям, жрец не разразился новой порцией брани, а пригорюнился. Эрвет никогда не был сильным эмпатом, но эту эмоцию ощутил вполне отчётливо.

— Всё слабость духа, и гордость непомерная. Поклялся я, что в честь перехода на вторую ступень сто благих дел совершу, а успел только четыре. Вот и нет мне отдохновения загробного, раз обещанное не закончил. Пока все сто не совершу, не упокоюсь, и никто меня упокоить не сможет.

Сквозь раздражение и ощущение надвигающихся неприятностей начало робко пробиваться сочувствие. Что такое не рассчитать собственные возможности, Эрвет понимал. Вот прямо сейчас смотрел на беспокойно светящийся в гексаграмме меч, и проникался до глубины души.

— А в битву тебя зачем понесло, Миролюбивый? Я специально останки на поле боя брал, чтобы не ошибиться. — Благо далеко ходить не надо было — рядом с городом располагалась единственная на всё королевство золотая шахта, за которую сражались столько раз, что какой-нибудь амбициозный некромант из скопившихся в земле скелетов мог бы построить себе башню до Луны, и прикуривать по вечерам от полюбившихся созвездий.

Призрак смутился ещё больше.

— Народ глух к голосам мира. Особенно эти рыцари. Воюют, мясо убитых животных едят, да мало ли какие ещё непотребства вытворяют? В общем, когда через два с половиной года вразумлений мне засчиталось только четыре добрых дела из ста, я счёл, что пора переходить к более решительным действиям, и попытался остановить очередную битву, разгоревшуюся за презренный металл. И вот, что из моего благого порыва получилось!

В кои-то веки мнения последователя Роора и члена магического братства совпали — получилось не очень хорошо. Проведя пару экспериментов, артефактор убедился, что воля Высших Сил действительно не давала ни заткнуть болтуна, ни приглушить пронзительный голос. Наверно, Роор справедливо опасался, что лишившись последнего средства воздействия на окружающих, проповедник со своим сотенным долгом до конца времён протянет, ещё и самого небесного покровителя переживёт.

Но, как бы то ни было, время относить артефакт к заказчику уже подошло. Эрвет коварно поинтересовался у жреца, что он думает о своём новом духовном статусе применительно к общим положениям учения Роора, чем вверг того в глубокую задумчивость, и побежал сдавать результат трёхнедельных трудов, пока благословенная тишина не закончилась. Душу переполняли смутные опасения, что сэр Керрит новое слово в области артефактологии не оценит.

Спустя пять дней опасения подтвердились.

Ворвавшийся в мастерскую рыцарь яростно брякнул меч на верстак, и уставился на Эрвета тяжёлым взглядом.

— Забирай своё паскудство, и возвращай деньги.

— Э-э-э…

— Прямо сейчас.

— Смиряй свою злобу, воин, ибо гнев толкает тебя на зло, а зло ведёт к смерти. Нет ничего…

Артефактор и рыцарь уставились на меч с равной ненавистью. Эрвет поспешно сдёрнул пристанище зловредного духа с верстака, и засунул в сундук. Дальнейший монолог приглушила тяжёлая крышка, но бубнёж не прекратился.

— Послушайте…

— Нет, это ты послушай. — Сэр Керрит сделал такое движение пальцами, будто кого-то душил. Эрвет искренне надеялся, что представлял он в тот момент жреца. — Этот твой уникальный клинок, великий артефакт, и что ты там ещё мне втирал, за пять дней доставил мне больше неприятностей, чем кочевники на южной границе за десять лет. Они, по крайней мере, не читают благонравные проповеди, когда я отдыхаю в трактире, не распугивают весёлых девиц обещаниями страшных кар в загробной жизни, и не выворачиваются из рук во время драки с воплями о том, что участие в подобной мерзости осквернит их на четыре жизни вперёд. Деньги.

Эрвет молча достал из сундука несколько похудевший кошель, на мгновение выпустив из замкнутого пространства причитания проповедника.

— Здесь всё за вычетом десяти кемий. — К счастью или к сожалению, потратиться он успел только на еду. Опасения, что рыцарь не сработается с проповедником, заставили быть экономным. — Можете взять в качестве компенсации какой-нибудь другой артефакт.

— Будешь должен. Зайду через неделю, перед отъездом. — Рыцарь не глядя сгрёб печально звякнувший мешочек, и прислушался к невнятному бубнежу из сундука. — А с артефактами я лучше до другого города подожду.

Едва дверь за рыцарем сердито брякнула о косяк, как на лестнице снова раздались шаги. Более лёгкие, но от этого куда более пугающие.

Артефактор прислушался к мелодично перескрипывающимся между собой ступенькам. «Пускай это будет заказчица. Слышишь, Тильэзива-Удача? Пускай это будет заказчица! А я за это сделаю…» — тут Эрвет вспомнил судьбу незадачливого жреца, и задумался, что бы такого пообещать. Момент был упущен.

На пороге, в облаке ароматов свежей выпечки, возникла сухонькая остроносая женщина в сером платье, тут же принявшаяся обшаривать взглядом помещение в поисках пустых кувшинов из-под вина, завалявшихся женских панталон, или ещё чего-то столь же компрометирующего. Ничего страшнее меловых каракулей на полу не обнаружилось, и она, наконец, перевела взгляд на артефактора, со спокойствием обречённого перебирающего запасы рабочих материалов.

— Вы просрочили плату за комнаты на два дня, молодой человек.

Эрвет, уже прикинувший свои возможности, и понявший, что в сложившейся ситуации он набрать нужную сумму сможет не быстрее, чем за две недели, при условии, что будет работать круглосуточно, а потом быстро и выгодно успеет сбыть выполненные не на заказ артефакты, приветливо кивнул. Проклятия в адрес жреца, пустившего насмарку почти три недели работы, кучу реактивов, и законный заработок, могут подождать.

— Я помню, мадам Майчилл. Дело в том, что для того, чтобы закончить уникальный артефакт, над которым я сейчас тружусь, и получить за него деньги, я должен дождаться особого положения звёзд, и по…

— Сколько? — Мадам Майчилл хмуро уставилась на артефактора. — Сколько вы ещё будете ждать этого положения?

— Осталось всего восемь дней. А потом ещё три дня на доводку. После этого мне заплатят, и я внесу положенную сумму.

Женщина поджала и без того тонкие губы. Сходство с мифической человекозмеёй стало таким сильным, что Эрвет невольно присмотрелся к собеседнице в поисках проступающёй сквозь кожу чешуи. Отогнать навязчивое видение удалось только со второй попытки.

— У вас есть неделя. Нет, никакой отсрочки я вам не дам. Если так надо, то хоть вручную звёзды до нужного положения двигайте, но оплатить комнаты должны без опоздания. Моя дочь выходит замуж, и мне срочно нужны деньги. Или их мне дадите вы, или тот, кто вселится в эту квартиру после вас. Поверьте, от желающих отбоя не будет.

К сожалению, тут она была права. Снять комнаты в хорошем доме, стоящем пусть и не в престижном, но вполне благопристойном районе, было ой как нелегко, поэтому потерять жильё в Пиршейре всегда было просто, а вот отыскать — только с личного ходатайства Тильэзивы-Удачи. Причём неоднократного.

— Хорошо, оплата будет через неделю.

Так как грабёж в тёмном переулке на конструктивное решение проблемы никак не тянул, Эрвет пришёл к выводу, что его единственная возможность удержаться на плаву связана со злополучным мечом. Больше ничего достаточно ценного на продажу в доме начинающего артефактора просто не нашлось.

Увы, ни сам меч, ни его потенциальные владельцы помогать магу в решении его проблем не спешили. Паладины храма Таррхага Клинка Света завернули Эрвета ещё с порога. Сославшись на то, что под сводами Храма надо соблюдать тишину, а «великий артефакт» шумит так, что на два квартала слышно. Коллекционеры, и местные, и заезжие, крутили диковинку в руках, хмыкали, заинтересованно цокали языками, но покупать не торопились. Самое большое участие к проблемам начинающего мага проявил глава теневой гильдии, до которого Эрвет добрался, когда исчерпал весь список возможных покупателей. Он внимательно выслушал монолог жреца, а потом сочувственно предложил артефактору утопить меч в болоте, а денег он ему в долг даст.

Одалживаться у такого человека Эрвет посчитал неразумным, и, засунув неугомонный артефакт подмышку, побрёл домой, размышляя, что лучше — переселиться в трущобы или уехать в деревню. И то, и другое означало конец надеждам на достойное будущее, но с разным колоритом. В первом случае предстояло провести остаток своих дней среди грязи и нищеты, выполняя сомнительные заказы от подозрительных людей, и закончить жизнь на тюремном дворе или в рудниках, а второй обещал плодотворный многолетний труд по зачаровыванию хомутов и кринок за мешок репы или десяток яиц. Какой из этих вариантов хуже, Эрвет для себя определить так и не сумел. Отпущенная на возврат долгов неделя неумолимо приближалась к концу.

Район трущоб ещё не кончился, но, не смотря на сгустившиеся сумерки ни один из его обитателей не рискнул подойти к задумчиво бредущему по своим делам магу — меч-проповедник, привычно бормочущий о мире и взаимопонимании, действовал на них лучше, чем вид пары профессиональных телохранителей со взведёнными арбалетами. Эрвет так бы и дошёл до дома, всё больше погружаясь в пучины меланхолии и мысли о загубленной карьере и порушенной репутации, если бы не врезался в вышедшего из таверны рыцаря, нетвёрдо держащегося на ногах.

— Какого тхар…

— Не употребляй имена Тьмы вслух, нечестивец! — Взъярился не терпящий сквернословия жрец, и рыцарь мигом протрезвел.

— А, чародей! Всё носишься со своим творением? Как там поживают мои десять кемий? Или, — тут сэр Керрит окинул молодого волшебника уничижительным взглядом, — мне стоит списать их как милостыню убогим? Твой меч так душевно говорил про делание блага, что я проникся.

Эрвет оскалился совершенно неподобающим высокоучёному человеку образом.

— Неделя ещё не прошла… сэр. Можете зайти за своими деньгами послезавтра.

Опешивший от такой резкой отповеди всегда тихого артефактора, рыцарь только невнятно кивнул, и пошёл вниз по улице. Эрвет проводил взглядом слегка покачивающуюся фигуру до поворота, а потом повернул к мечу бесконечно злое лицо.

Испуганный проповедник неуверенно попытался объяснить своё поведение.

— Я должен нести добро через благое слово — пока не будет выплачен долг в сто добрых дел…

— Ты у меня будешь работать на благо. И первым благом, которое ты совершишь, будет исправление связанных с тобой неприятностей.

Жрец притих и внутренне поёжился. Кажется, в этот раз мерзкий колдун придумал что-то, от чего действительно не удастся отвертеться.

***

Доблестный сэр Шегит потряс кувшин, и мрачно посмотрел на одинокую винную каплю, расплывшуюся по столу. Она ещё даже не двоилась в глазах! Определённо, пора было идти в таверну, рассказывать молодняку о славных денёчках, да походах на Ургройт с Лисьим Герцогом.

Нет, сэр Шегит был ещё не стар, совсем не стар, но выигрывать на турнирах и поединках стало всё труднее, а рассказывать о днях минувших за кружечкой эля — всё легче. Да и друзья появились, внимательные такие, как тут не угостить, а то и деньжат подкинуть. Благо и накопления есть, и женино приданое всё ещё лежит в сундуке… И чего она кудахчет каждый раз, как он за ним лезет? Нескольких монет для героя жалко? Да ещё и подругам, небось, нажаловалась, когда он её за такое непочтение к мужу колотить начал. Раньше-то улыбчивые были, курицы щипанные, да… А теперь, ишь, как губы неодобрительно поджимают при встрече. И не улыбнутся лишний раз.

Окончательно разочаровавшись в подлунном мире, сэр Шегит привычно полез в сундук, и обнаружил, что монет, замотанных в разноцветные женские тряпки, заметно поубавилось.

— Жена-а-а! — Недосчитавшийся пятидесяти монет рыцарь почувствовал настоятельное желание выяснить, куда подевалось серебро. Появившаяся в дверях супруга выглядела так, будто это не она, а он должен отчитываться за исчезнувшие деньги. — Жена, куда пятьдесят серебрушек делись?! Вчера ещё были! — О том, что вчера запасы жены были больше, он знал совершенно точно — этому чудесному эсквайру… эсквайру… Как же его зовут? Ну, да неважно… на нового породистого щенка не хватало, пришлось добавить. Как не помочь хорошему человеку? А женщины ничего в настоящей дружбе не понимают, да.

— Как где?! — Обычно кроткая, жена сердито упёрла руки в бока. — В магистратуре. Пока ты проспаться после вчерашнего пытался, стражники приходили, велели штраф за вчерашний дебош уплатить. И за тебя, и за прихлебателей твоих. — Ничего предосудительного за собой сэр Шегит не помнил, вроде, всё благопристойно было, но на всякий случай смутился. Это что же утворить надо было, чтобы с него, рыцаря, штраф потребовали?! — Кстати, тут кто-то из твоих дружков забыл.

Женщина на мгновение вышла в коридор, и тут же вернулась, держа в руках простой, но добротный меч без ножен. Единственным украшением благородного оружия служил небольшой жёлтый хризолит в рукояти, осуждающе мигнувший в пламени свечи.

Всё ещё пребывающий в растерянности сэр махнул рукой.

— На стол положи, потом заберёт. И, это. Пошли кого-нибудь в лавку, пускай мне сюда вина принесут. — Вспомнить, что и где он вчера натворил, не удавалось, и рыцарь решил один денёк посидеть дома. — Побольше, чтобы и на гостей хватило.

Супружница вышла за дверь, недовольно передёрнув плечами, а рыцарь уселся обратно в кресло, и задумался, чем бы скоротать время до прибытия вина и хорошей компании, когда из пустоты раздался гулкий, хорошо поставленный голос.

— Опомнись, нечестивец! Страшные кары заслужил ты делами своими, и продолжаешь тонуть в пучине неправедности!

Рыцарь подпрыгнул, и осенил себя знаком света. Тёмные Посланцы! Он допился до прихода Тёмных Посланцев!

Костистых теней, пришедших за грешной душой, чтобы немедля утащить её в бездну не наблюдалось, но это всего лишь значило, что они ещё сказали не всё, что хотели. Сэр Шегит принялся усердно крутить головой, чтобы не прозевать появление страшных гостей.

— … Так ты ещё и устав рыцарского братства нарушаешь! — Продолжал меж тем разоряться бесплотный голос. — Не делай такие глаза. Жену бьёшь? Бьёшь. Значит, о клятве защищать слабых и беззащитных уже забыл. Что, она не слабая? Ну, тебе виднее, какие противники тебе в самый раз по силам, но я бы на твоём месте, рыцарь, такой победы постыдился.

А может это духи рода непутёвого потомка вразумить решили? Сэр Шегит вспомнил суровые лики из портретной галереи, и осенил себя знаком света ещё раз. Бывалого воина, не раз ходившего в битву, и никогда не прятавшегося за чужими спинами, ночной голос пугал неимоверно. Может, потому, что отзывалось на гневные слова в душе сквозь поспешно выветривающийся хмель что-то такое… такое… В общем, отзывалось.

Услышав, что невидимый обличитель перешёл к перечислению таких поступков, вспоминать о которых совсем уж не хотелось, рыцарь торопливо произнёс.

— Хватит. Если ты прекратишь, то, клянусь Кругом Девяти Высших Владык, что до конца жизни больше не возьму в рот хмельного, не подниму руку на того, кто слабее… — зарок выглядел жидковато, сэр Шегит это понимал, да и неумолкающий голос, похоже, придерживался того же мнения, так что рыцарь тряхнул головой, и с весёлой лихостью обречённого дополнил. — И возобновлю тренировки, да разбойников на своих землях выведу. На один подвиг меня ещё точно хватит!

Голос умолк.

На лестнице раздались шаги нескольких человек, и в комнату вошла жена в сопровождении слуги, несущего кувшины с вином.

— Там внизу приятели твои ждут. Сказать, чтоб сюда поднимались, или вниз спустишься?

— Гони их в шею, и вино унеси. Завтра с утра в поместье уезжаю, вставать рано.

Женщина недоверчиво и счастливо улыбнулась, а жрец Роора, заточённый в мече, почувствовал, как с его долга в сто добрых дел списалось ещё два.

Два?! Хризолит в рукояти слабо засветился, выражая недоумение. Отвращение заблудшей души от губительных пороков — это понятно. Поклявшийся Кругом Владык нарушить клятву не может, если не хочет немедленно отправится к этим самым Владыкам, своё поведение объяснять. А второе откуда?

Помучившись некоторое время, жрец вспомнил, что богомерзкий маг договорился с леди Шегит, что получит плату только в случае успеха «лечения». Неужели Роор Миролюбивый мог счесть помощь магу добрым делом? Других вариантов, к досаде жреца, не находилось, и он с неслышимым для людей вздохом признал, что, похоже, какие-то свои представления придётся пересмотреть. Время для этого у него есть, спасибо колдуну.

И, раз уж дела пошли так резво, может, в качестве благодарности Роору за вразумление, пускай и посмертное, взять обязательства на ещё одну сотню?