Полная Луна озарила поляну перед входом в пещеру и обнажила темные
отроги великих гор. Охотник смиренно дожидался своей участи возле священной
скалы, но в душе затаилась обида. Соплеменники решали его судьбу, и никто чужой
не мог повлиять на исход судилища.
–Духи повелевают тебе Тхын, сын Манка и Ларнаки,
покинуть племя Росомахи до рассвета! – шаман Трум, освещённый отблесками
костра, выглядел зловеще. На его лохматой голове красовался череп горного
козла, пустые глазницы давно умершего животного с ненавистью уставились в
звездное небо.
–Но, ведь я промахнулся на охоте один раз всю жизнь! И только
потому, что повредил ногу в загоне, когда выиграл схватку с кабаном! Кто-то направил
меня по чужим следам и не желал, чтобы я попал в цель! Это была ловушка! –
яростно защищался Тхын – старший охотник племени.
–Этого достаточно, всем ясно, что ты уже не можешь
самостоятельно добывать себе пищу. Кто будет охотиться для тебя, когда ты
совсем ослабеешь от ран? – шаман обвел грозным взглядом напуганных сородичей.
Тхын нахмурился. Он не собирался сдаваться мерзкому, устрашающе размалёванному
соком синих ягод колдуну, и попытался воззвать к справедливости.
–Люди племени знают, что у нашего народа есть закон
о трех неудачных охотах. Но ты его нарушил. Я не стар и не болен, старейшина
Огу говорит, что Ларнака подарила мне жизнь за светлый день до перехода в новую
пещеру. Значит, мне нет и сорока Лун. Моя жена думает, что раненая нога заживёт,
и я всё ещё хороший добытчик!
– И всё равно, ты уйдёшь сегодня – злобно отрезал
Трум, не в силах скрыть личную неприязнь к охотнику.
Тхын печально ухмыльнулся. Истинную причину
изгнания соплеменника шаман скрывал. Что же, так будет лучше для всех! Люди
племени безмолвствовали. Никто не проронил и слова в защиту Тхына. Молчали и
все его сыновья. Старший из них –Анар, рождённый от его первой женщины, стыдливо
пряча глаза отвернулся от отца. Только по вздрагивающим плечам сына Тхын
догадался, что юноше не всё равно, и судьба изгоя тронула сердце Анара. Шаман
не мешкая коснулся охотника магической веткой.
–Ты более не сын Росомахи, уходи и прими смерть,
как мужчина! – вынес окончательный приговор Трум. – Возьми с собой, что
посчитаешь необходимым. У тебя есть время только до восхода Утренней звезды.
–Пусть будет так. Я повинуюсь и ухожу, – гордо
сказал Тхын и добавил. –Пусть сыновья мои не стыдятся своего отца и не отводят
взор от лица охотника. Я оставляю им честное имя. Тхын–значит, свободный! –и
удалился, ни разу не оглянувшись, прихрамывая на правую ногу. Женщина, делившая
с ним невзгоды и место у очага в последние годы приблизилась, но он жестом
отстранил её.
– Я пойду с тобой, муж мой, мы найдём новую пещеру,
и я вылечу раны твои! – вслед ему проронила Омма.
– Нет, женщина, я устал охотиться для этих людей и
не хочу больше встречать восход дневного светила. Ты свободна, я отпускаю тебя!
– с горечью ответил он. Печальная Омма не смела возразить охотнику.
***
Он сидел на вершине скалы и смотрел вниз, в долину.
Там, среди густых зарослей кустарников, полевых трав и бегущих с горных вершин ручьев, прошли его детство и юность. В речной теснине он поймал свою первую
добычу – жирную форель и накормил мать, ослабленную голодом и лишениями. Тут он
возмужал, стал охотником и метким ударом копья пронзил сердце кабана. В
потайном месте у родника, скрытый тенистыми ветвями ивы, впервые лежал с
женщиной, и почувствовал тепло её рук на своем лице и возликовал. Вместе они
смотрели в глубину неба, и девушка смеялась, любуясь полётом птиц.
Она широко раскидывала руки и подставляла их порывам ветра...
Мать Анара –Дана тоже пронзила его сердце, но чем, он так и не понял до конца.
Когда же Тхын вспоминал её гибкий стан и мягкие волосы, в самой глубине души
рождалось нежное щемящее чувство, и разливаясь широкой бурной рекой по жилам,
доходило до самого сердца. Тхын думал о прошлом. В тот год, когда Дана в муках
рожала их первенца, он сидел на этом месте и молил духов о снисхождении и
милости. Но могучие силы остались безучастны к его мольбам. Измученная
схватками Дана ушла к предкам с его именем на устах, и ни разу не воззвала к
иным силам за помощью. Она была так горда и терпелива… А потом был погребальный
костер, который быстро насытился плотью Даны и затух, довольно урча. Тогда же
навечно окаменело сердце охотника.
Новорожденного Анара воспитала Ларнака, а Тхын
охотился для сына и своей матери. Потом у него были другие женщины, которые
дарили ему ласку, заботу и каждый год рожали детей, а он приносил им добычу и
плоды. Дети болели и умирали. И вновь рождались. Новые подруги промывали его
раны и лечили уставшую душу, скрашивали долгие зимние ночи. Так проходили годы,
дожди сменяли летнее марево, подрастали сыновья, но Тхын никому не мог
рассказать о своем главном секрете. Тайна сокровенна и болтать без толку,
словно женщины за сбором кореньев, он не мог и не желал.
Это случилось давно. Десять Лун назад Тхын,
возвращавшийся с добычей в стойбище, заметил Трума, с опаской и оглядкой
поднимавшегося на скалу. Охотник проследил за шаманом. Колдун проник в недра
пещеры, неведомой остальным, скрытой от любопытных глаз и уединился в подземных
сводах. Когда же шаман покинул грот, Тхын обнаружил в ней дивные изображения,
нанесённые желтой краской. Могучие кабаны, пугливые лани, быстроногие олени
бежали вереницей по тёмной поверхности камня, пляшущие, они навечно застыли в
магическом танце. Рядом изображен охотник, пытающийся загнать горного козла в
ловчую яму.
Тхын почувствовал себя обманутым. Почему шаман
скрывал от людей эти прекрасные изображения? Он решительно поднял желтый окатыш
и нанес на стену пещеры свои рисунки. Вот он – охотник Тхын сидит в засаде на
газель, вот бежит с копьем за свирепым вепрем. Ветер развевает его длинные
волосы, упругие мышцы ног напрягаются в рывке. Он силен и смел, он оставит
потомкам на память свои мысли на камне... С упорством и радостным чувством
охотник всё чаще спускался в заветное подземелье. Он отдавал всю свою душу изображениям.
Тхын пытался оживить на скале Дану и я её танец птицы, но не сумел найти
правильные штрихи и отчаявшись, долго не завершал начатое. Шаман, давно
заподозривший неладное и заставший охотника за нанесением новых рисунков,
затаил злобу на Тхына. Ведь, нарисованные охотничьей рукой линии были четче и
понятнее, чем у Трума, никогда не гонявшегося за дичью и не познавшего радости
свободной охоты.
–Ты должен уйти. Кто научил тебя неизведанному, как
не духи тьмы? Это таинство для посвященных, а не для простых охотников! Кто
позволил тебе изображать женщину и оскорблять духов рода? Берегись! – злобно
прошипел тогда Трум. Его угроза оказалась не пустым звуком. Шаман ни в
чём не терпел превосходства соплеменников.
Задумавшийся о былом Тхын вздрогнул и обернулся.
Сзади почуялся звук мягко крадущихся лап и низкий утробный рык. Волки, вот и
настоящие хозяева долины! Они окружали охотника, надсадно надрывая связки,
пытаясь воем парализовать человека. Сейчас наступило их время, и они жаждали скорее
взять свою добычу. Тхын окончательно очнулся от воспоминаний и потянулся к
мешочку из кожи бобра, сшитого последней женой Оммой. Не раздумывая ни минуты,
он вынул из него слипшийся комок сонного снадобья и решительно проглотил. Зелье
подействует быстро, обещала мать его единственной дочери Аты, и он не станет
добычей свирепых хищников. Он всегда доверял этой женщине.
***
Тхын стоял на краю обрыва и удивлялся. Долина
преобразилась. Посреди зимы расцвели деревья, позеленели травы и звонкой трелью
запел оттаявший ото льда ручей. Он четко видел цветы, каждую весну первыми
выходящие из-под снега, ощущал их манящий аромат и слышал укрывшихся в чащобе
леса зверей, которые нежно облизывали своих новорожденных детенышей. Природа
пробуждалась ото сна и зимнего оцепенения. Как же такое могло случиться? Или
это подействовало снадобье Оммы? Он насторожился. Кто-то стоял слева от него, и
он почувствовал дыхание невидимого гостя на своём затылке. Тхын резко
повернулся, сжимая в руке копьё. Ведь он охотник и не выкажет трусости перед
врагом.
–Тхын, это я.–Дана, прекраснейшая из его жён
смотрел на него с улыбкой.
– Разве ты не в нижнем мире, моя птичка? – подивился
охотник. – Она протянула к нему тонкие руки, познавшие тяготы земной жизни, но
помнящие ласки и нежные прикосновения страсти.
–Я всегда рядом с тобою. –Дана совсем не изменилась
за восемнадцать Лун небытия.
– Наш сын, –с болью сказал Тхын. – Он не стал
охотиться, когда я сделался немощным и отпустил меня. Анар не выступил в мою
защиту. –он только сейчас дал волю обиде и глаза его увлажнились, как почва
напитывается талой водой по весне.
Дана грустно вглядывалась в единственного мужчину
своей жизни.
– Не надо держать в сердце зла. Анар молод и не
знает жизни. Отпусти и ты его. Тхын, пойдем со мной! Пришло твоё время.
– Куда мы пойдём, Дана? Мы дети Росомахи и должны
жить в лесу, охотиться и исполнять заветы предков. Женщина положила призрачные
руки на плечи охотника и покачала головой.
– Нет, мы другие. Ты ведь любишь птиц? Смотри! – и
мать Анара вдруг обернулась орлицей, и взметнулась высоко в облака. Тхын почувствовал
легкость в прежде налившихся тяжестью мышцах, и подавшись дуновению ветра,
взлетел со скалы ввысь, вслед за женою юности своей.
–Дана, я тоже был рядом с тобой всю жизнь! Я думал
о тебе и о нашем ложе у тайных вод. Я видел тебя в ночном мире и скучал по
твоему запаху. Никто из жен не заменил тебя! – впервые открыл свою душу
охотник.
–Теперь мы вместе, – шепнула она на ухо, пролетая
рядом, и касаясь его крылом. – Навсегда...Тхын с удивлением почувствовал
свободу в движениях тела и радостно вскрикнул, паря над родной долиной…
***
Анар, сын Тхына и Даны, возвращался с богатой
добычей в пещеру, когда услышал резкий гортанный звук. Он натянул тетиву лука и
зорко всмотрелся в бескрайнее небо. Ничего страшного. Над его головой всего
лишь кружила пара орлов. Он отчего-то вспомнил отца, тело которого нашли у
подножия священной скалы. Охотник ушёл в мир предков, твёрдо сжимая в руке
копьё. Глаза юноши наполнились слезами стыда, сожаления и боли.
"Какие гордые птицы, – подумал Анар, опуская
стрелу вниз, – никогда не станут ничьей добычей, ибо они пришли в это мир и
уйдут охотниками."