--
В пятницу погода выдалась на редкость мерзопакостной. С утра беспрерывно
накрапывал надоедливый дождь, тучи грязно-мышиного цвета нависали прямо над мокрыми зданиями.
Хотелось укутаться в плед и валяться на диване, а ещё лучше – вздремнуть. Но
доктор Блох не мог позволить себе такой роскоши. Частная психиатрическая
практика вынуждала быть пунктуальным и ответственным с пациентами, коих в
этот раз на прием записалось тринадцать. Десятерых страждущих,
раздираемых душевными муками, он обслужил до обеда. В гостиной помощи
дожидались ещё несколько человек. Зигмунд Иванович посмотрел на настенные часы с
боем, оставленные ему в наследство от предыдущего арендатора медкабинета, и
тяжело вздохнул. До конца рабочего дня оставалось ещё полчаса, а стрелки
двигались предательски медленно.
– Доктор, к вам тут просится незаписанный, да ещё и без очереди.
Принимать будете или пусть подождет на общих основаниях? – спросила по
селектору секретарша. Она заметно волновалась.
– Код один два ноль. – понизив голос, пояснила Натали.
Это означало, что пациент возбуждён или опасен. Блох нахмурился. Обычно
он никому не отказывал. Деньги счет любят, а каждый час стоит денег. Но
платёжеспособен ли человек, самостоятельно рвущийся на приём к психиатру?
– Приглашайте, Натали, а остальных отвлеките или займите чем-нибудь. –
после некоторого раздумья ответил Зигмунд Иванович, и выключил кондиционер.
Через пару секунд в кабинет, как-то боком, просочился невысокий мужчина
лет тридцати пяти. Поминутно оглядываясь по сторонам, посетитель на некоторое
время задержал взгляд на докторском кресле.
– Я присесть могу? Вы же доктор Блох? Мне вас рекомендовали, – выпалил
пациент всю информацию разом. И сразу обмяк, словно выдохся.
– Конечно же, присаживайтесь, – дежурной, но далеко не наигранной
улыбкой ответил врач. Зигмунд любил, или скорее уважал своих больных. Вечерком
частенько засиживался в кабинете, анализируя полиморфизм психических девиаций у
пациентов. Он обожал выставлять диагнозы, а потом терпеливо дожидаться их подтверждения.
И каждый раз ликовал, если попадал в точку.
– Меня зовут Дафний и, доктор, я жду вашей поддержки. – с нажимом сказал
визитер.
– В чем, мой дорогой? Какой именно помощи вы от меня хотите? – лукаво
прищурился психиатр.
– Поймите же, я не болен. Но мне никто не верит
– А какова причина недоверия окружающих к вашим проблемам?
– Понимаете. Тут такое дело. Я… я летаю во сне. – неожиданно всхлипнул
пациент.
Зигмунд наклонился к больному и внимательно присмотрелся.
– Все летают. Это не отклонение от физиологической нормы. Скажем так,
полёты во сне – всего лишь игры подсознания, таким образом мозг сигнализирует
сознанию о необходимости завершения важных дел… – Блох оседлал своего любимого
конька и, найдя благодарного слушателя попытался ускакать на заезженной лошадке
в недра полемики.
– Вы меня не так поняли, – утирая платком нос, нетерпеливо пробубнил
Дафний.
–То есть? – не без любопытства уточнил Зигмунд.
– В прямом смысле. Я летаю в воздушном пространстве, используя восходящие
аэродинамические потоки и маховую силу рук, когда погружаюсь в пучины сна.
– Откуда же вы это знаете, милейший? – ласково переспросил доктор. А про
себя отметил.
"Широкомасштабный Онейроидный бред. Это же просто чудо, как хорошо! Даже шикарно!
Какая симптоматика – есть где разгуляться, есть что анализировать…".
Пациент расположился в кресле напротив.
– Уж поверьте на слово, знаю. Друзья на камеру слежения засняли, да и
видели меня соседи, как я высоту набирал над продуктовым магазином, – монотонно
продолжал повествование Дафний. – Главное, доктор, что интересно – взлетаю
почти без разбега и эшелон полёта получается идеально и ровно, а вот с посадкой как-то
корявенько вырисовывается. Но это дело наживное, тут практика главное. Мне так один знакомый лётчик в оставке пояснил.
Зигмунд помолчал, затем резко развернулся в кресле и потянулся к стопке
книг. Конечно же, он мог зайти на любой медицинский сайт и просмотреть
соответствующую литературу в интернете. Но предпочитал старую добрую бумажную
энциклопедию и дневник личных наблюдений.
– Скажите, Дафний, а какими инфекционными болезнями вы страдали в
детстве? – пытливо обратился к пациенту, одновременно что-то записывая на полях
блокнота.
– Да какая разница, доктор? Может, я всю жизнь страдаю по разным
причинам. И что с того? Вон, у вас под кабинетом сидят трое шизиков и смотрят не
включённый телевизор. При этом ещё и программу обсуждают! Вы у них сбегайте
поинтересуйтесь про ветряную оспу или корь.
Зигмунд примирительно кивнул. Он тщательно подбирал слова, чтобы не
травмировать возбужденного клиента.
– В чем же вы видите смысл визита к психиатру, если вы здоровы? Хотите
медикаментозной поддержки или сеанса регрессивной психотерапии? Что-либо иное?
Дафний немного поразмыслил.
– Я желаю только доказать правдивость своих слов. Умоляю вас, Зигмунд
Иванович, оставьте на ночь открытым окно! Дайте мне шанс! Вы на каком этаже
проживаете?
– На третьем, – машинально ответил тот. Дафний поднялся, прижимая руки к
груди.
– Это очень хорошо, а то на последние этажи мне пока тяжело подлетать.
Никак траекторию правильно рассчитать не могу.
– О, я вас прекрасно понимаю. – улыбнулся Блох. –Так и договоримся. Если
вы предъявите мне доказательства своих ночных перемещений, я лично выступлю в
вашу защиту - где угодно. А пока оставим вопрос открытым и назначим в приемной
дату нового визита. И посещение сегодняшнее не забываем оплатить у секретарши… Дафний
откланялся.
– Следующий. – твердо произнес доктор, едва за пациентом закрылась дверь.
***
Зигмунд находился в том замечательном состоянии, когда поверхностные
раздражители постепенно уходят на задний план, оставляя дремлющее подсознание
наедине с дневными тревогами. Почему -то мозговое вещество доктора отчаянно
цеплялось за уходящий день и не отпускало его в мир сновидений. Неожиданный
удар и треск битого стекла, и вовсе выкинул психиатра из водоворота зарождающегося
небытия. Он вскочил и уселся в кровати. Возле оконной занавеси в лунном свете
отчетливо просматривался человеческий силуэт.
– Ну вот, Зигмунд Иванович, экий я неловкий, опять приземлиться толком
не сумел. – виновато прошептал ночной гость, в котором без труда угадывался
Дафний. Блох пощупал у себя пульс на периферической лучевой артерии.
Самообладание быстро вернулось к врачу, разбуженному в быстрой фазе сна.
– Ничего страшного, вы всего лишь разбили напольную вазу династии Мин. –
отрешённо отметил практичный доктор. – Но компенсировать потерю необязательно.
Он поднялся и стал расхаживать по спальне в свете ночной лампы.
– Значит, вы на самом деле летаете? – он прищурился. – Это в корне
меняет всю клиническую картину заболевания. В таком случае, диагноз не ясен.
Нужно сделать МРТ головного мозга с контрастным веществом и вам, и возможно
мне… В особенности необходимо проверить ретикулярную формацию и турецкое седло
не помешает посмотреть…
В эту же секунду в дверь постучали. Дафний и Зигмунд переглянулись. Часы
пробили два раза.
– Входите, – пытаясь казаться спокойным, прошептал побледневший доктор.
– А мы уже вошли, – бойко сказал молодой бородатый мужчина с длинными до
плеч волосами. Рядом с ним стояла миниатюрная девушка в широких брюках и с
цветком лотоса в руках.
– Вы кто такие? – без особого энтузиазма поинтересовался доктор.
Происходящее этим днем все менее и менее нравилось ему.
– Мы это…– парень повернулся к спутнице и что-то прошептал ей на ухо. Та
застенчиво кивнула.
– Мы твои родители биологические. Машенька и Иванушка. Не ожидал? –
неестественно захохотал бородач, щупая спутницу за выпуклые ягодицы.
Зигмунд Иванович до боли стиснул ладони.
– Нет у меня никаких родителей. – твердо сказал доктор.
Луна вышла из-за занавески и осветила комнату.
– То есть, как это нет? От кровных родителев отстраняется? –завыла
девушка. –Я же тебя в муках рожала, ночей недосыпала, грудным молоком
потчевала…
Зигмунд присел на край табурета.
– Меня воспитывала бабушка, которая о вас ничего хорошего не сообщила.
Но она, к вашему сведению, проживает в доме престарелых "Золотой
век". – растерянно сказал психиатр.
– Да нам ваще по барабану, кто где проживает. Мы и её там наведаем, будь
спок! – Иванушка без церемоний откупорил стоящую на трюмо бутылку виски. –Ты
это, щенок…тьфу ты, сынок, вроде на доктора выучился?
– И что с того? – насторожился Блох.
–Да ты расслабься, пацан, я с тебя алиментов не требую. Ты нам с маманей
рецептик на опиаты выпиши, и мы слиняем. Печать же у тебя личная имеется? – с
ехидцей спросил Иванушка. Зигмунд внезапно вспомнил, что мать отца рассказывала о
родителях-хиппи, подцепивших новомодную идею свободной любви, и регулярно
употреблявших наркотическое зелье. По словам бабушки, они сгинули в неизвестном
направлении сразу же после его рождения.
-- Иванушка, – сглотнул вязкий ком Зигмунд. – А сколько вам лет?
– А ты как думаешь? – насупился новоявленный папаша. – Считать умеешь?
Двадцать один точно есть, раз тебе тридцать семь. Давай малявку пиши в
больничку, а то у нас с мамашей ломка начинается, раскумариться бы не мешало…
Стоящий возле окна Дафний неожиданно подал голос.
– А меня в долю возьмёте? Оглянувшийся на звук Иванушка, казалось,
искренне изумился.
– Братан? Так вот ты к кому в гости зачастил? К племяшу единоутробному?
Папаша Блох осклабился, обнажив гнилые зубы.
– Вот, малой, это мой родной брат Дафний, а тебе он дядей доводится.
Родная кровь, она лучше цемента получается! Замес крепкий! – и престарелый
хиппи бросился обнимать ночного летуна.
Доктор Блох с отстранением наблюдал картину единения семьи.
– Плохо, это очень плохо, даже хуже, чем представлялось в начале,
– самодиагностика совсем расстроила Зигмунда. – Нужно коллегам позвонить. Хоть
бы доктору Шпицу, специалисту в области множественного расщепления личности.
Ещё энцефалограмму бы надо…
– Кончай дурака валять, Зиги! Всё болячки у себя ищешь, весь в маманю
пошел! Лучше вискаря тяпни, а то никогда мужиком не станешь! – громко рявкнул
Иванушка. А Машенька неожиданно затянула заутреннюю буддистскую молитву, в такт песнопению покачивая над головой цветочком. Дафний
всплеснул руками и обеспокоено произнес.
– Как? Как можно иметь дело с таким контингентом, племянник? Такие
приземлённые людишки не летают, у них цепи вместо крыльев, а на ногах –
кандалы.
Зигмунд зажмурился.
– Исчезните все немедленно! – и начал обратный отсчёт. –Десять, девять,
восемь…
– Размечтался, недоношенный…Смотри, как бы сам не исчез. Гляди, отец,
кого я под сердцем носила! Понарожали на свою голову тварей неблагодарных! –
дурным голосом заорала Машенька. – Никакого почтения к старикам - родителям!
Тем временем, Иванушка выволок из прихожей упирающегося коренастого мужика в тельняшке, и вытащил у неизвестного
изо-рта кляп.
– Не поддавайся супостатам и иродам, внучек!
Сопротивляйся захватчикам и растлителям душ христианских, а также неземному засилью!
Свистать всех наверх!
– Слышь, лекаришка? Этот гад - твой дед
Вальтер. Из морей никогда не возвращался, в борделях Сингапура навечно
прописался. Вздернулся на грот-мачте, когда боцману почку в карты продул. Мы с
братаном без него росли! – Иванушка врезал папаше под дых.
– Не трожь отца, гнида сухопутная!
Отдать швартовые концы! – завопил дедуля.
– Пасть закрой, Крузенштерн хренов!Ты уже давно ласты склеил. –
сплюнул Ваня и засунул скомканный кусок парусины обратно в рот морскому волку.
Дафний положил руку на плечо остолбеневшего Зигмунда и дружелюбно
сказал.
–Ты это самое, племяш, не обращай на них внимания! Всегда придурками
были. Не слушай их. Я, между прочим, танкистом служил и заснул под гусеницами
военной машины по пьяному делу…А меня к этим ушлёпкам приписали. Обидно даже. Да ладно, чего уже вспоминать! Он грустно
улыбнулся чему-то своему.
– Ну их всех к чертовой матери – и больных, и здоровых! Полетели со
мной, я тебя подстрахую по-родственному. Давай сейчас. Как раз ветер попутный и
турбулентность, подходящая! К тому же, я наконец, траекторию рассчитал. По
параболе нужно летать. Тогда верняк – приземлишься мягко и сразу на две ноги.
Зигмунд без колебаний поднялся и подошел к распахнутому окну, наступая
на осколки вазы босыми ногами.
– Знаешь, Дафний, а я не против групповых вылетов, это своеобразная
психокоррекция или социальная терапия. – и решительно шагнул с подоконника в
ночное небо.
***
Ага. Значит так. Диазепам, Клоназепам, Алопразолам, Галоперидол,
Оксиконтин в таблетках и Фентанил внутривенно. Кубиков десять на физрастворе,
очевидно. – размеренно перечислял судмедэксперт на диктофон. –Хороший коктейль
себе доктор забацал. Немудрено, что после такой смеси крышу напрочь снесло, и
он в окно сиганул.
Секретарша Натали рыдала, размазывая тушь по щекам.
– Жалко его, такой хороший человек и врач был чудесный, вежливый,
добрый…
– Ах, да, тут ещё до комплекта полбутылки виски прибавить нужно, –
безразлично отметил специалист, копаясь на рабочем столе Блоха. – Он что, жрал
колеса, кололся, пил и никто не замечал: ни пациенты, ни коллеги?
Молчавший до этой минуты доктор Шпиц, приглашенный как понятой, с
горечью произнес.
– Нет, что вы. Это на него что-то нашло. Может, одиночество. Он недавно
с супругой расстался. Или дурная наследственность повлияла. Его ближайшие
родственники страдали алкоголизмом, психическими отклонениями и
полинаркоманией. Суицид в фамильном анамнезе - серьёзное осложнение. Все
Блохи покончили жизнь самоубийством. Включая бабушку. Сегодня утром, сразу после
известия о скоропостижной гибели внука, она повесилась на скакалке в игровой
комнате в доме престарелых. Правда, он об этом уже никогда не узнает.
– Ну и прекрасно. Детишек же у Блоха не было? Теперь вся семейка в
сборе, – брезгливо обронил судмедэксперт и с подозрением глянул на психиатра.
Всё время нахождения в кабинете усопшего, чем-то напуганный доктор Шпиц
вёл себя странно и старался не смотреть по сторонам. Хотя сразу заметил, как
покойный Зигмунд Блох уютно расположился в рабочем кресле, перелистывая любимый
блокнот и приветливо улыбался.
– Ну что, друг, полетаем? Ты только окно на ночь не закрывай! –
вкрадчиво обратился он к коллеге и исчез без следа...