- Не реви.

Даша вздрогнула, ее взгляд непроизвольно застрял на говорившем, ведь на скамейке, пусть даже на другом конце, на расстоянии доброго метра, только что никого не было. Ну не мог же незнакомец за секунду прибежать, пока она в другую сторону смотрела!?

– Ну, не плачь... – с мягкими просительными нотками в голосе повторил он.

Первая инстинктивная реакция требовала встать и уйти, но вместо этого девушка только растерянно огляделась. Вот, метрах в десяти, у соседней скамейки молодая мамаша возится над коляской, с другой стороны приближается торопливый прохожий. Осенняя желтизна листьев повсюду и едва внятная дождливая морось в воздухе. Обычный день – в обычном скверике. К тому же, выглядит внезапно появившийся незнакомец вполне обыкновенно. Старичок как старичок, – кругленький такой да гладенький, похож на бабушкин воскресный пирог. Аккуратная седая борода с ладошку, густые белые брови под шерстяной в клеточку старой кепкой, каких вроде уже и не носят. А главное – взгляд добрый. Пугаться, выходит, нечего.

Только цепкая обида, целый день вившая себе надежное гнездышко в девичьей душе, никуда не делась. Болезненно въевшаяся она не пожелала считаться ни с обыденным течением жизни ни с говорливым стариком. Сколько не стремилась Даша подавить, но съежившаяся до времени в тугой комок ее обида словно лопнула. Плотно поджатые губы дрогнули. Девушка попыталась удержать и слезы и всхлипы, но влага все равно вначале упруго заполонила глаза, а затем хлынула неподвластным потоком.

Даша отвернулась от старика. Не хотелось чтобы он смотрел на нее плачущую. Но еще меньше хотелось вскочить сейчас перед носом прохожего или попасться на глаза мамаше. Так и сидела, глотая набегавшие горлом тугие комки и терпя щекочущие щеки струйки. Но странное дело – сочувствующий взгляд незнакомца не раздражал. Наоборот, вырвавшаяся на свободу боль под ним ослабла, пелена от слез перед глазами истончилась, а затуманенное обидой сознание потихоньку вернулось в грустную и сырую осень. Явь снова проступила четкими контурами полуголых кленов, неряшливой желтизной аллеи и запахом прелой листвы.

– Все, не плачу, – сказала тихо, не поворачивая головы, то ли себе то ли незнакомцу.

– Молодец что не плачешь, не стоит он твоих слез! – уверенно, даже радостно провозгласил старик.

– Кто он? Откуда вы знаете что он? – удивилась Даша.

– О чем же еще молоденькая девушка может так горько плакать? Конечно о нем! Только зря, не нужен он тебе и сам виноват.

– Да откуда вы знаете!? Может нужен, может это я виновата? – голос предательски дрогнул, ведь кому откуда знать, но старик прав, именно он виноват, да еще эта дрянь – что смела называться лучшей подругой.

Девушка внутренне подобралась, не позволяя на сей раз подступиться слезам. Старик словно почувствовал ее тихую борьбу с собой и на минуту замолчал, разглядывая свои морщинистые большие кисти рук, расслабленно лежащие на коленях, а потом тихо, но очень уверенно сказал:

– Ты, деточка, ни в чем не виновата. Добрая ты и справедливая, уж я то вижу. Если хочешь, могу твоему горю помочь. Парня можно вернуть. Только крепко подумай, – надо ли это тебе?

Девичьи глаза широко распахнулись.

– То есть как вернуть?

– Очень просто, я же ведь это... немножко волшебник.

Даша растерянно улыбнулась, а в голове помимо воли родился нервный смешок: "Ага, только этого мне и не хватало, – старичок-то кажется немножко сумасшедший" Она снова осмотрелась вокруг, готовая в любую секунду подняться и уйти, но окружающее попрежнему выглядело вполне буднично и умиротворенно. Молодая мамаша ушла, зато прохожие, торопливо, или никуда не спеша, попрежнему сновали мимо. Едва ощутимая морось перестала сыпать, воздух сделался теплее и прозрачнее.

– Не веришь? Могу доказать, – продолжил упрямый старик.

– Ну докажите, – сдалась его упрямству Даша. В конце концов, сбежать никогда не поздно, решила она.

– А не забоишься?

– Нет, – отрицательно замотала головой девушка, а подумала о том, что хоть и не хочется обижать старика, но надо как-то помягче распрощаться и уходить.

– Ну смотри, – сказал он с нотками торжества в голосе.

"Куда?" – едва не вырвалось нетерпеливо-отстраненное, но вместо этого лишь беззвучно по-рыбьи открыла и закрыла рот, испуганно-округлившимися глазами уставившись на незнакомца.

На Дашу, почти не мигая, смотрел большой небесно-голубой, один единственный глаз, совершенно естественным образом засевший над стариковской переносицей. Два обычных его глаза, напротив, оказались плотно закрыты и даже как-будто несколько растворились в складках старческих век.

– Ты кто!? – вскрикнула девушка. Она вскочила, но не сделала и шага в сторону от скамьи. От странного старика невозможно было отвести взгляд. Пара прохожих, оживленно вполголоса разговаривающая между собой, прошла мимо и не посмотрев в их сторону, словно Даши с одноглазым стариком тут вовсе не было.

– Ну вот, испугалась... – старик смущенно отвернулся, а когда повернулся снова, невероятный глаз с его лица исчез. На Дашу смотрели обычные стариковские, но печально укоряющие глаза. – Это же обычное дело – у каждого порядочного Городового есть третий глаз, – старик даже не ворчал, а очень грустно, почти шепотом, словно разговаривал сам с собою, сетовал.

Девушка медленно, преодолевая невесть откуда взявшуюся одеревенелость в суставах, присела обратно на скамейку. Может это тягостная обида и близкие слезы так вытравили силу эмоций, но пришло чувство некой отстраненности, будто все что происходит – не реальность, будто все – сон.

– Ну что вы, я только в первую минуту испугалась, а потом ничего... А Городовой – это как? И что значит – третий глаз? – собственный голос показался неестественным и глухим, словно он прорвался сквозь невидимую вату.

– Ну да, – выражение его лица сделалось совсем унылым, и вместо этакого кругленького бодрячка перед Дашей теперь сидел совершенно несчастный старик. – Откуда вам, молодым, знать про Городовых. Вы скоренько торопитесь жить, интернеты у вас... Ты хотя бы историю родного города знаешь?

– Знаю, – старик выглядел столь удрученным, что девушке захотелось непременно подбодрить его, – Примерно двести восемьдесят лет назад среди болот, вблизи реки Лебядки обнаружили железную гору и по велению императрицы Елизаветы построили первый железоделательный завод и поселение при нем. Так и начал вырастать Лебедянск, прямо на болотах.

– Угу, – прервал ее старик, – прямо на болотах. И знаешь сколько народу полегло через те болота, пока Лебедянск-то подняли? И дед твой среди тех людей робил.

– Дед? Какой дед? – не поняла Даша.

– Ну не дед, прадед твоего деда. Говорю же, не знаешь истории.

Девушка опешив задумалась. Деда она знала – обычный учитель был. Про прадеда слышала, что воевал, что на фронте погиб. А вот про прадеда деда...

– Так я тебе о том и толкую, что дальнего твоего прадеда знавал я когда-то. – Печали в стариковском взгляде как не бывало, он снова говорил уверенно и упрямо, как в самом начале.

Даша устыдилась, что дальше прадеда историю семьи не вспомнила и оттого молчала.

– Так вот, – продолжил старик, – когда народу уже немеряно полегло, как мошкары болотной, люди и взмолились. Пришли к Ярилу Солнышку, да Лесным Богам о помощи просить. Дайте, говорят, нам заступника Городового Главу, чтобы с голоду мы не пухли, чтобы женки, у кого есть, вдовами не остались, да чтобы работа спорилась. Вот примерно так я – Лебедянский Городовой тут и объявился, по зову народному.

– А прадед... прадед-то что?

На этом вопросе старик вроде как смутился. Отвел взгляд.

– А что прадед... говорю ведь... хороший был человек, я на то Городовым и назначен, чтобы хороших людей знать. И ты хорошая, – перевел разговор и прищурился, – а третьего глаза все-равно испугалась.

– Да нет же, не испугалась вовсе... необычный он просто, – слукавила Даша.

– А если снова покажу? – старик улыбался с хитрецой сквозь бороду и глазами поблескивающими сквозь прищур.

– Покажи, – храбро согласилась Даша.

И вот перед ней снова удивительный глаз, девушка и не уловила, так быстро произошла подмена. Но теперь Даша была готова к чуду, дыхание только немного перехватило.

– Очень симпатичный глаз, – сказала она как можно убедительнее.

– Иш ты... если по чести, ты первая так сказала, – старик перестал улыбаться и быстро заговорил серьезным, заговорщическим тоном. – Не ошибся я в тебе. Придется наградить. А глаз, он ведь не просто симпатичный, он еще и очень полезный. Тот у кого такой глаз – он знаешь сколько всего видит? О... и ложь чует, и добрый человек перед ним или злой. И из леса самого густого выведет и от беды отведет, да и... много еще чего.

Старик замолчал, внимательно глядя на Дашу. Девушка уже почти привыкла к его манере скоро говорить и к удивительному глазу, хотя происходящее все еще казалось ей не вполне реальным.

– Так получается, нужный глаз, просто необходимый!

– А про награду почему не спрашиваешь, – старик опять озорно прищурился.

– Так не надо мне никакой награды. Мне просто так с вами интересно.

Сейчас девушка говорила вполне искренне. Она кажется уже совсем не боялась.

– Ладно, я сам знаю, – проворчал старик с недовольством, словно ждал другого ответа. – Платок у тебя есть? Хотя, откуда...

– Есть, – перебила его Даша, – носовой. А зачем?

– Хм, парня вертать будем, я же обещал. Давай носовой.

Девушка протянула старику платок. Она чувствовала себя несколько неловко под его, внимательным пуще обычного, волшебным взглядом и потому выдохнула с облегчением, когда тот занялся тряпицей. Пока старик вертел в руках платок и что-то бормотал, в бедной девичьей голове сгрудились мысли: "Как такое вообще может быть? Волшебный третий глаз? Лебедянский Городовой? На вроде лешего что ли? И почему это все со мной происходит? А может это не старик, а я схожу с ума?"

– Держи, – прервал ее мысленные метания старик. – Да узги крепко-накрепко перевяжи.

– Какие узги?

– Ну, углы значит, – поправился он.

Послушно, под его внимательным взглядом, скрутила узелками все четыре уголка на платочке.

– И что теперь будет? Он вернется и будет прощения просить?

Даша окончательно запуталась. Она уже сомневалась в том, хочет ли вообще видеть парня. Обида все еще сильно саднила в душе. Обида и на него и на подругу. На их общее подлое предательство. На то что эта чудовищно несправедливая беда приключилась именно с ней – с Дашей.

– Вернется. И прощения будет просить. Только и ты на него уже иначе смотреть будешь. И это... если что... на деда не серчай, на меня то бишь, развяжешь узги – и делов-то.

Огромный волшебный глаз смотрел на нее теперь как-то совершенно по-особенному, вкрадчиво, мягонько-ласкательно. Безразличные прохожие сновали мимо. Странно, но никто кроме Даши стариковского волшебного взгляда как бы и не видел. Вот чудаки, подумала, а на душе вдруг сделалось удивительно уютно, словно она давно этого старика знала и взгляд его тоже.

– Да, – он будто прочел ее мысли и заговорил тише и несколько смущенно, – видно должны были мы встретиться. Ты ступай деточка, завтра все у тебя будет по-другому.

Даша послушно поднялась, хотя уходить уже вовсе не хотелось. Но мягкий доверительный тон старика действовал сильнее приказа, и казалось абсолютно очевидным, что пора уходить.

– До свидания, дедушка Городничий.

– Прощай, Дашенька.

Девушка сделала несколько неспешных шагов прочь. Смутная тревога охватила ее: "О чем-то ведь еще надо спросить... о прадеде... узги эти..." Даша обернулась, но... старик конечно уже исчез.

 

Утро разлилось по комнате солнышком. Даже сквозь тюль ощущалось какое оно вовсе не осеннее. Даша потянулась кошечкой и выскользнула из-под одеяла. После крепкого сна, от того что солнце и потому что выспалась – воспоминания о вчерашнем вечере не сразу всплыли в сознании. Оживила технику на кухне, попутно клацнула включая музыку. Подмурлыкивая в тон побежала в ванную. Дежурный взгляд в зеркало... стоп...

Странное, затуманенное изображение. Что-то болезненно свербит во лбу. Тонкие пальцы невольно взметнулись вверх, касаясь болезненного места: "Что это?" Наконец изображение проясняется, а из зеркала на Дашу смотрит бледное, изумленное, словно не ее лицо с одним единственным огромным небесно-голубым глазом во лбу.