Вечер – заботливая нянька мира – нашептывал своему выкормышу самые сладкие сказки: потерпи, завтра родится огонь, заплещет ручей, ворвется жизнь. Вот тогда и встрепенешься, неугомонный. А сейчас спи.

Следом за ним подкралась ночь – хищник, голодная летучая мышь. Вот-вот, и распахнет она свои сумеречные крылья с прожилками звездных стад. А затем захлопнет, не давая опомниться, окутает прочно, надежно, не вырвешься.

 

Море и песчинка, недальновидно названная человеком, не отрываясь, глядели друг на друга. В серых человечьих глазах разгулялась тревога. Взгляд безграничной водной глади был пуст, загадочен и темен.

Это было чересчур опрометчиво и безрассудно. Ведь все знают: если долго смотреть в бездну, то в ней появится тот, кто заинтересуется смотрящим. А что если при этом любить ее? Можно ведь и ненавидеть? Отзовется ли?

Первым сдался человек. Он поднялся, сбросил куртку, завязал длинные волосы в узел и вытащил из ножен узкий меч. Любовно осмотрев мерцающий мягким внутренним светом клинок, он упер его в землю. Достал из брошенной на песок куртки оселок и принялся нежно, словно тряпицей вытирал пот со лба спящего ребенка, затачивать кромку. Клинок, казалось, почувствовал ласку и заботу – он засветился ярче и стал мерно, в такт прикосновениям, гудеть и потрескивать. Шорохи и взвизгивание затачиваемой стали слились с плеском волн и истерией разволновавшихся чаек.

Море все так же спокойно с надменностью взирало на него. Вряд ли наглец собирался, вооружившись этой игрушкой, вспороть ему брюхо. Поэтому пусть творит все, что захочет.

Человек закончил работу, любовно протер меч замусоленной тряпицей и прислонил к замшелому валуну. А сам взобрался на камень и из-под руки вгляделся в зарубцевавшийся шрам горизонта.

– Скоро, уже совсем скоро, – пробормотал длинноволосый и уселся на камень, уперев ноги в песок.

Море и песчинка снова принялись ждать. И опять это было глупой затеей: человеку никогда не дождаться того, что всевластная стихия примет за краткий миг.

 

– Купи у меня рыбу, – раздался голос неподалеку.

Длинноволосый резко обернулся, попутно бросив взгляд на меч. Рука его судорожно метнулась в сторону оружия, намереваясь схватить обвязанную льняной веревкой рукоять. Но тут же вернулась на место.

Из сгущающихся сумерек на него смотрел высокий нескладный паренек лет двенадцати. Одет он был в заношенную до дыр, явно с чужого плеча рубаху и короткие вязаные штаны. Босые ноги неуверенно переминались и вели себя так, словно только и ждут возможности сорваться с места.

– Чего тебе? – переспросил мужчина как можно спокойней, чтобы не спугнуть мальчишку.

– Рыбу, говорю, брать будешь? – повторил тот уже уверенней. – Недорого. Смотри какая.

И он натянул обеими руками бечеву, на которой зашелестел чешуей пяток не слишком крупных рыбешек.

Длинноволосый сделал вид, что внимательно разглядывает предложенный улов. На самом деле он с интересом изучал смелого до безрассудства паренька. Ведь не каждый решится подойти вечерней порой к незнакомцу. А уж заговорить с ним, отлично понимая, что тот вооружен – для этого точно требовались стальные нервы.

– А ты не боишься? – спросил он, наконец. – Ведь поздно уже. Скоро совсем стемнеет, и ты не сможешь найти дорогу в деревню.

Мальчик пожевал пухлыми губами и кивнул:

– Боюсь. Но если я не принесу домой хоть монетку, мать выдерет меня.

Такую смелость просто необходимо было наградить. Поэтому мужчина порылся в кармане брюк и, выудив оттуда монету, сказал:

– Мне не нужна твоя рыба. Но если это поможет…

Парень ловко поймал на лету брошенную ему монету. Потер в ладонях, даже прикусил. Несказанно довольный, он замотал ее в широкий пояс и церемонно поблагодарил:

– Спасибо тебе, добрый господин.

"Добрый господин" ответил едва заметным кивком и снова погрузился в раздумья. Он считал, что получив такое щедрое пожертвование, паренек уберется восвояси и прихватит с собой уже начинавшую отдавать тухлятиной рыбу. Однако не тут-то было.

– Зачем тебе такой длинный меч, а? – с неподдельным любопытством в голосе осведомился мальчик, показывая пальцем на оружие. – Ведь гораздо удобнее короткой саблей или топориком.

– Отваживать слишком любопытных мальчишек, – хохотнул длинноволосый и предложил: – Хочешь потрогать?

Мальчишка замотал головой так яростно, что грязные волосы несколько раз хлестнули его по щекам:

– Не хочется. Просто интересно.

По горящим глазам мальчика длинноволосый понял, что тот не оставит его в покое.

– Понимаешь, дружище, – ответил он медленно, тщательно подбирая каждое слово, – я и этот меч здесь, потому что есть земля и есть море. А еще есть люди, которые любят его больше жизни.

Услыхав это, парень вытаращил на него глаза. Он ожидал всего, чего угодно – что незнакомец отмахнется от него, накричит, даже пригрозит оборвать уши. Но последние слова заставили его растеряться и насторожиться. Мало ли, а вдруг перед ним безумец? А что может быть опасней, чем встреченный в сумерках сумасшедший? Только сумасшедший с мечом…

– Вот ты любишь свою матушку? – спросил мужчина с легким раздражением в голосе.

– А причем здесь твой меч? – фыркнул малыш обескуражено, однако, не выдержав на себе требовательного взгляда, признался: – Люблю, наверное… Если не дерется.

Длинноволосый удовлетворенно хмыкнул:

– Угу, вот и море любят. Смельчаки, которые бороздят его на торговых судах, ловцы жемчуга. Даже старики, которые просто приходят полюбоваться на рассвет. Все они души в нем не чают.

Паренек запутался еще больше, поэтому возмутился только:

– А чего твое море любить? Вода и есть вода. Соленая, холодная…

Словно услыхав его, спокойное доселе море, ударило волной в берег и обдало обоих тучей соленых брызг. Мужчина стер с лица капли и показал мокрую ладонь мальчику, словно только что все его безумные речи получили яркое подтверждение.

– Вот видишь – эта одна на всех любовь не может просто так исчезнуть. Ей нужно подать всем знак, что она есть.

Мальчик на всякий случай отошел на несколько шагов от берега и спросил:

– А ты часом не проповедник? У нас в деревне есть один такой. Брат Тумаш, тоже плетет подобную чушь. Правда, люди над ним смеются. Побили даже раз или два.

– А ты?

– Не, я не смеюсь, мне некогда, нужно ловить рыбу.

– Боюсь, ты мне тоже не поверишь.

Мальчик задумался на мгновение, затем, вспомнив нечто, просиял:

– Ну, ты же дал мне денежку. Поэтому, если попросишь, я поверю. А если дашь еще одну монетку, другим буду рассказывать и брату Тумашу привет от тебя передам.

– Ты можешь считать, что я брежу или же вру, – безразлично пожал плечами незнакомец. – А можешь проверить. Видишь вон ту скалу?..

 

На востоке, за Кабан-Камнем, море родило свет. Должно быть, погрузившись в ночную мглу, оно принялось хандрить от тоски и одиночества. Так что ему, всесильному, мешало исправить положение?

Свет, появившись в недосягаемой глубине, набрал силу и, прожигая себе дорогу сквозь тьму, медленно поплыл вверх, навстречу нависшему грузному небу. У самой поверхности он замер, растекся лучезарный пятном и с тихим шипением вспорол поверхность воды.

Со стороны могло показаться, что морские глубины явили гигантскую искристую змеиную голову. Или же диковинная рыба всплыла, чтобы глотнуть воздуха и снова исчезнуть в бездне. То ли змея то ли рыба плавно раскрыла свою пасть, так, словно чудище, наевшись до отвала, лениво позевывало. Затем каждая половина пасти разделилась еще надвое. И все четыре отростка-лепестка, дрожа и извиваясь, принялись клониться к взлохмаченным гривам волн…

Вскоре невероятных размеров и расцветки бутон раскрылся, подставляя нутро лунному свету. И то, что таилось в его недрах, получило долгожданную свободу. На основании цветка, прикрываясь руками от свежего вечернего ветерка, стояла женщина. Безупречная грудь ее, возлежавшая на скрещенных предплечьях и от этого казавшаяся еще больше, возбужденно вздымалась и опадала. В бисеринках морской воды и пота на ее коже запутались блики волн и вспышки-отблески падающих звезд. Не слишком узкая талия переходила в восхитительные линии бедер. 

Женщина глубоко вздохнула и развела руки в стороны, так, будто собиралась взлететь. Сияние, явившееся из бездны, залило ее фигуру и понемногу впиталось в нее без остатка. Рожденная морем радостно засмеялась, оторвала ступню от надежной опоры и, поставив ее на воду, сделала первый несмелый шажок.

Любовь подала знак.

 

– Бре-е-ешешь, – с сомнением протянул мальчик. – Вот прямо такая красота и из-под воды?

Длинноволосый скривил губы:

– Я же сказал, можешь проверить сам.

– И как мне это сделать?

– Тут неподалеку есть челн. Бери весла и греби.

Паренек некоторое время раздумывал, переводя взгляд с незнакомца на линию прибоя. В конце концов, он ответил:

– Делать больше нечего!

– Как знаешь. Ты сам спросил.

И длинноволосый отвернулся, давая понять, что их разговор ему больше не интересен, и, стало быть, подошел к концу.

– А меч? – опомнился вдруг мальчик.

Мужчина нахмурился. По лицу его пробежала густая, будто бы вынырнувшая из преисподней тень. Зубы скрипнули, реагируя на неведомо откуда взявшийся приступ боли. Но мужчина все-таки нашел в себе силы ответить изменившимся до неузнаваемости голосом:

– Меч мне вскоре пригодится.

 

Длинноволосый закрыл глаза. Перед его мысленным взором всплыла идущая по воде обнаженная женщина. Сначала ступающая неуверенно, но шаг за шагом все более приноравливающаяся к такому способу передвижения.

Затем все пропало, растворилось во тьме. И вернулось вместе с грозной махиной корабля. Фрегат летел под черным флагом, а на его борту бесновалось человеческое отребье, называющее себя джентльменами удачи. Только что им попалась знатная добыча. Грязные, провонявшие тиной и порохом руки тащили по гнилым палубным доскам связанную женщину. Она визжала и вырывалась, но силы были явно неравны. Разбойники ругались между собой, требуя права первыми вгрызться в податливую женскую плоть…

Вот тут и наступит его время. Да, святая правда – любовь не может исчезнуть просто так. А вот умирать, если понадобится, она умеет…

 

Длинноволосый дернулся и выпал из мрачного наваждения.

Мальчик все так же стоял неподалеку, не решаясь приблизиться.

– Не бойся, дружище, мой меч не для тебя, – тяжело дыша, прохрипел ему мужчина.

– А я и не боюсь, – демонстративно храбрясь, ответил паренек.

Длинноволосый поднялся, взял оружие и направился вдоль линии прибоя.

– Беги уже, – бросил он через плечо горе-рыбаку, – а то ведь мать отлупит…

 

Если долго смотреть в бездну, то в ней появится тот, кто заинтересуется смотрящим. А что если при этом любить ее? Можно ведь и ненавидеть? Отзовется ли?

Есть люди, любящие море больше жизни, и оно отвечает им тем же.

Любовь бездны подала знак.