Он совсем не выглядел грозно – полный, лысоватый, слегка
обрюзгший, с красным гипертоническим лицом и изъеденным оспинами носом-картошкой.
Шел от двери меленько семеня, сопел и прижимал к тучному боку дешевую, порядком
засаленную блок-папку синего цвета.
И все же стало страшно. Зорькин замер в ортопедическом
гамаке, в животе засосало, во рту появился гадкий солоноватый привкус. Он лихорадочно пытался
сообразить, кто его сдал.
Человек присел на циновку и раскрыл папку, - Супруга, –
сказал он бесцветным голосом, не отрываясь от шуршащих телуминовых пленок с
записями и медиафайлами. Через минуту холодные рыбьи глаза обратились на Зорькина.
– Супруга, говорю, ваша - молодец. Верный член «Гражданского фронта», проявила
бдительность и верность…
- Кому? – невесело усмехнулся Зорькин.
- Что?
- Кому верность?
- Кому надо. А вы вот не оправдываете... Признание будем писать?
Зорькин устало кивнул.
- Тогда попрошу сдать немедленно все… – Толстяк потянулся к
одной из пленок и сверился с записями, – все шесть экземпляров.
Зорькин взъерошил седеющие волосы и огладил ладонями виски.
– Что теперь будет? –
тихо спросил он.
- Ничего особенного. Сдадите носители, напишете показания
на сообщников, - редактор вздрогнул, толстяк ухмыльнулся, - да, нам и это
известно. Суд у нас гуманный, думаю, обойдетесь пятеркой. Ну, если мы с вами
будем дружить и сотрудничать, разумеется. Иначе – не меньше пятнадцати. Статья у
вас серьезная, сами понимаете, хранение и распространение.
Зорькин протестующе набрал в грудь воздуха, но гость не дал
ему произнести ни слова.
- Прокурору расскажете. Но учтите, все что больше двух с
половиной килобайт автоматически подпадает под распространение и,
соответственно, – до тридцатки.
Бледный Зорькин поднялся, и, сутулясь сильней обычного,
подошел к шкафу. Там, в дальнем углу, под свитером и двумя полотенцами лежала плотная стопка
бумаги. Шесть выпусков. Темными ночами, на дедовском струйном принтере, с контрабандной
афганской карты памяти печатал он эти страницы. Вычитывал, спрятавшись под
полисетовым одеялом. Один за другим, из рук в руки, пошли бы они в народ.
Размножились, переиначились, засаленными листками разлетелись по свету… Дрожащими
руками Зорькин схватил стопку и положил на циновку. Потом из сахарницы достал
карту, нерешительно положил и её.
- Ну, вот и хорошо. Вот и славненько… - толстяк пролистал
несколько страниц. – Ишь ты! Мир фантастики… - Красное лицо его брезгливо скривилось.
– Правду надо читать! Целое министерство правду пишет, а вам всё выбрыки…