Негде, в тридевятом мире, в краснотеремной квартире с окнами во весь балкон жил-был славный царь Волдон. Смолоду был грозен он: в истребителе летал, в кимоно ходил в спортзал, лыжи вострил регулярно, в общем – правил популярно. И соседям, ясно дело, наносил визиты смело: то за газ собрать должок, иль в Таможенный Кружок. Мог и леса нарубить иль проливы поделить, даже (в добром настроеньи) горцев угощал вареньем.

Но под старость захотел отдохнуть от добрых дел – выборы себе устроить. Тут мещане беспокоить стали доброго царя, страшный вред ему творя...

(Между нами говоря, это присказка – не сказка, лишь для критиков отмазка).

Чтобы капитал вложений охранять от покушений, должен был он содержать многочислену челядь. Хоть холуи не дремали, но никак не успевали: ждут, бывало, денег, глядь – ан откатов не видать! Сплавят нефть – лихие гости биржевые мечут кости. В Думу сходит царь Волдон – инда забывал и сон.

Рейтинг спалят весь тревоги: он с "Указом о Помоге" обратился к Мудрецу, Наночёту и скопцу. Шлет за ним гонцов с мигалкой. Не успел кто – в шею палкой разгоняют голытьбу. Чем испытывать судьбу, та съезжает на задворки, лепит на крыши ведерки.

Наночёт жил недалечко от царевого крылечка – в Дребезговой Слободе и держал ее в узде. А скопцом он стал давеча: неча батюшке перечить! Царь сказал: "бысть Нанограду!" – все проси себе в награду, но Отечеству подай нано-техно-эко-рай! Нано-танки, нано-пушки, нан-неведомы зверушки – боронили чтоб кордоны. Вот Мудрец перед Волдоном встал и вынул из мешка Золо-Нано Петушка.

"Коль назначишь эту птицу на Останкинскую Спицу, Петушок мой Нано-Злой будет верный сторож твой: ежли вече станет смирным, так сидеть он будет мирно. Но чуть стоит грантоядцам перестать царя бояться, иль осмелится холоп не ударить в землю лоб, вмиг мой Нано-Петушок, распушивши гребешок, закричит и встрепенется, да в то место обернется. Несчислимою толпой за царя народ – горой! Станут все тебя любить, а охальникам – не жить".

Царь скопца благодарит, премию для СМИ сулит: "За такую, за услугу (говорю тебе, как другу) долю первую свою, отстегну я как твою".

Петушок с высокой Спицы стал стеречь его столицу. Чуть крамола где слышна, Нано-Петя как со сна шевельнется, встрепенется, к той сторонке обернется и кричит: "Кири-ку-ку. Царствуй, лежа на боку!" Податные присмирели, сетовать уже не смели: ни на цены, на бензин, ни что царь всего один… Вот каков наш царь Волдон: рейтинг прет со всех сторон!

Срок, другой проходит мимо; Петушок неутомимо бонус-премии гребет, да по денежке клюет. Вот однажды царь Волдон страшным шумом пробужден: "Царе наш! Отцу народа! – возглашает воевода, – Государь, проснись! Беда!"

– Вас зи волен, господа? – говорит Волдон, зевая: – А?.. Чё там?.. Беда какая? Снова чтой-то утонуло, аль сортиры перемкнуло? Так отлейте всех в граните – только сильно не шумите…

Воевода говорит: "Петушок опять кричит; флэш да моб во всей столице". Царь к ТВ, ан глянь – на Спице, видит, бьется Петушок, обратившись на Восток. Думать нечего: "Скорее! Люди, бабки! Эй, живее!" Царь туда подмогу шлет, Старший Чин ее ведет.

Комун-Варваром он звался, красным стягом поясался. Каждый, кто был сир и наг, целовал умильно стяг. Варвар дело крепко знал – весь народ голосовал! Петушок угомонился, шум утих, и царь забылся. Вот проходит восемь дней – от Комуна нет вестей; было ль, не было ль сраженья – нет Волдону донесенья…

Петушок кричит опять. Кличет царь иную рать; Чина он теперь Меньшого шлет на выручку Большого. "Либер-Вольфом" его звали и всеместно привечали: в папу-маму он удался, всюду на осле катался. Оседлавши ишака, Либер, легкая рука – чарку водки опрокинул и, с баблом, к Востоку двинул. Петушок опять утих. Снова вести нет от них!

Снова восемь дней проходит, челядь в страхе их проводит. Петушок кричит опять – царь велел казну собрать... Сам повез ее к Востоку – уж не зная, быть ли проку. Вот Рублевка за бугром – сауна, массаж и дом. Ни побоища, ни стана, ни Поклонного кургана не встречает царь Волдон. "Чё за лажа?" – мыслит он.

День осьмой на нет исходит, дворню в Химки царь приводит. И промеж безлесых гор видит выборной шатёр. Всё в безмолвии чудесном вкруг шатра; в объятье тесном рать поддатая сидит да на выборы глядит. Царь Волдон тому дивится – без приказу разговиться? Что за страшная картина! Перед ним его два Чина, без мобил, бабла и лат оба на лужку лежат, бонги курят друг за друга... Царь завыл: "Ох, интернети! Горе – всё уже в соц-сети! Политический скандал! Как на рейтинг я попал!!!"

Все завыли за Волдоном, застонала тяжким стоном банков глубь, оффшоров хор. Тут шатёр вдруг распахнулся... и девица, Избиркомова царица, вся сияя как заря, тихо встретила царя. Враз не стало полномочий, царь умолк, ей глядя в очи, и забыл он перед ней даже лохов-чиновей.

Та Волдону улыбнулась, его за руку взяла да в шатер свой увела. За дебаты там сажала и эфиром угощала; уложила отдыхать в кандидатскую кровать. И потом, неделю ровно, покорясь ей безусловно, околдован, восхищён, ПиАрвал у ней Волдон.

Наконец, и в путь обратный всею силой бюрократной и с невестой молодой царь отправился домой. Мемы перед ним бежали, быль за небыль продавали. Под столицей, близ ворот, нужный встретил их народ, – все бегут за колесницей, за Волдоном и царицей; привечает всех Волдон... Вдруг в толпе заметил он, в пестрой шапке растаманской, с бородою бусурманской, старый друг его, скопец. "А, здорово, нежилец, – царь шутя ему, – что тянешь? Да не парься! Не обманешь!"

– Царю! – отвечал Мудрец, – разрулимся наконец. Помнишь? За мою услугу забожился мне, как другу, долю первую свою, отстегнуть ты как мою. Подгони же мне девицу, Избиркомову царицу!

Крайне царь был изумлён. "Чё, в натуре? – молвил он, – нано-бес в ребро ввернулся, или ты с ума рехнулся? Чё ты в голову забрал? Без базара – обещал! Беспределу ж есть граница – на фиг, брат, тебе девица? Типа, знаешь ли кто я? Ну, стрельни казны, коня… или хоть бы чин боярской, даж земли с вотчины царской, хоть пол-царства моего".

- Не хочу я ничего! Забашляй ты мне девицу, Избиркомову царицу, – фраер говорит в ответ.

Плюнул царь: "На понт же: нет! Ни аза ты не получишь. Сам себя, лошара, ссучишь! Отвали-ка, цел пока… Опустите фраерка!"

Наночёт хотел оспорить, может, и в Суде повздорить в Человеческих Правах… Царь хватил его в сердцах – не Указом, а Законом – да залил жезло-бетоном. Тот, конечно, слег ничком, тут бунтарский дух и вон! Вся общественность стремнулась, пофлудила, похмельнулась и к делам своим вернулась.

А девица – ха-ха-ха! – не боится, знать, греха. Царь, хоть рейтинг падал сильно, усмехался ей умильно: все же – избранная власть, чай, не даст ему пропасть. Вот – въезжает в город он...

Вдруг раздался легкой звон, и в глазах у всей столицы Петушок спорхнул со Спицы, к колеснице полетел да царю на темя сел; раскорячился, прогнулся и Короной обернулся. Избранная ж власть пропала, будто вовсе не бывало…

Быль есть ложь, да в ней намек! Добрым молодцам урок, красным девицам зарок, мытарям – царев оброк, бюрократии – бакшиш, избирателю же – …!

Кто читал нас - молодец, тут быличке и конец!