– Кажется, умерла. – Ульрих внимательно посмотрел в остекленевшие глаза Марты, затем поднёс к её рту зеркальце. Аккуратно положил маленькую ручку на кровать, так и не нащупав пульса.

Девочка, которая ещё недавно напоминала Марку маленький цветок, прекрасный и жизнерадостный, теперь будто усохла. Черты её лица стали угловатыми, кожа посерела, а рот скривился, словно в мольбе.

– Эта ещё ничего. – Ульрих устало вздохнул и сел в кресло. – У других вон кожа отваливается, а смердит-то как…

– Ульрих, не говори так. – Глаза Марка слезились от усталости, но он не позволил себе сесть, продолжал стоять и смотреть на Марту, надеясь на неожиданное чудо. – Ты лекарь, а не дурачок деревенский. Не надо обсуждать смерть, да ещё такими словами.

– Извини, ваше преосвященство. Я просто не знаю, что делать. Как помочь. Вот и лезут наружу старые словечки. А тут, ага, верно подмечено. Деревенским я был дурачком, им и остался.

Марк внимательно посмотрел на Ульриха. Главное, чтобы парень не сломался. Ещё этого не хватало. Хотел было прервать, но понял, что доктору лучше выговориться. Только на пользу пойдёт.

– И ведь ничего не помогает. Нисколечко, – продолжал Ульрих, – ни зелья мои, ни твои молитвы. Чума жрёт их одного за другим. Это погибель, Марк. На нашу голову свалилась судьба злая и ничтожны мы перед дланью её.

"Нет. Так больше нельзя" – подумал Марк, наклонился над девочкой и прикрыл ей глаза. Зашептал слова молитвы для ушедших. Ульрих на него не смотрел, сидел в кресле, покачиваясь и продолжая бормотать.

– А нас не берёт. Не можем мы с тобой умереть. Вот щас, ежели бы мать к девчонке прикоснулась – уже к вечеру бы её скрутило. А нам – хоть бы что. Почему, Марк? Это Бог Единый нас защищает?

Марк продолжал шептать молитву. Эх, если бы он знал, почему так выборочна чума. Ульрих был прав – болезнь не трогала адептов церкви Единого. Не трогала она и тех, кто просто проживал при храме.

– Что за странная прихоть у бога?

– Не знаю, Ульрих. Тебе поспать надо. Ложись прямо здесь, на диван, а я пойду, скажу, чтобы тело вынесли.

– Опять жечь?

Марк не ответил. Лишь развёл руками.

– От этого дыма, Марк, у меня помутнение, мозги не работают совсем.

– Отдохни, братишка. – Священник вышел из комнаты в темноту коридора, почти бегом устремился к входной двери, выскочил в вечерние сумерки улицы, чуть не столкнув испуганного стражника. Лицо парня было прикрыто повязкой, сколько ему ещё жить, только Единый знает.

Уличный воздух облегчения не принёс, Ульрих был прав: смердело гарью, да так, что наизнанку выворачивало. Он раздражённо повернулся к служивому.

– Там в доме… девочка. Умерла она.

Парень лишь кивнул и устремился в жилище. За ним ещё двое, появившиеся из темноты.

– И когда с ней закончите, фонари зажгите, – прокричал Марк им вслед. Затем вздохнул и мысленно подвёл итоги дня.

Трупов сегодня сожгли почти полсотни. Знатный собрала чума урожай. Если будет продолжаться такими темпами, то к концу недели в городе останется не больше половины от былого количества жителей. Люди бы сбежали давно, но за стенами стоит генерал Войцег с тысячей отборных гвардейцев. Приказ у них простой: бить всех, кто из города высунется. Королю чума ни к чему. У него таких городков много. Марк невесело улыбнулся. Даже если смерть от болезни ему не грозит, то подохнет он в окруженном городе от элементарного голода. Он посмотрел на хмурое небо. Холодная морось – то ли дождь, то ли снег – падала на лицо, немного освежая. Марк всматривался в это небо, словно ища ответ на вопрос. Что должен сделать он?

Опустив голову, он побрёл по безлюдной улице. Кто-то из жителей, прятался в домах, заперев двери и ставни. Другие ждали своей участи в старом хосписе. Марк с содроганием думал о том, что там может случиться. Люди в подобных местах вымирают мгновенно. Человек пятьдесят жили при храме, включая самого Марка и Ульриха. Там же проживал сержант Густав и почти с десяток стражников. С давних пор за храмом числился небольшой отряд. Раньше, в смутные времена, когда в Сейдаре ещё происходили схватки с язычниками, стражников было раза в три больше.

– Зачем меня бросил в этой дыре? – Ульрих догнал священника на подходе к храму.

– Помолиться хотел, а ты бы отдохнул пока.

– В храме мне надёжней. Чувствую силу Единого. Знаю, приглядывает он за мной здесь.

Марк всегда удивлялся этому человеку. Непонятно, то ли всерьёз Ульрих говорит, то ли ёрничает. Но если раньше, в спокойные времена, его выпады звучали как попытки странного юмора, то сейчас от них веяло чем-то жутким.

Храм выплыл из сумерек серой громадой, площадь вокруг освещалась несколькими тусклыми фонарями, около ворот стояли двое стражников. Некоторые окошки светились тёплым светом. Марку захотелось послать всё подальше и уйти в свою комнату, завалиться на кровать, забыться до утра, но он взял себя в руки.

– Ладно, встретимся через час. Иди, всё же, вздремни немного, Ульрих.

Тот молча кивнул и направился в своё жилище – в одну из надворных построек. Марк посмотрел ему вслед. С Ульрихом они были одного возраста. Тридцати шести лет. Но если Марк с детства пошёл по духовной стезе, поступив в семинарию, то Ульрих всегда мечтал стать доктором. Его мечта сбылась, благодаря Кавиру. Старый Архиепископ, приютивший в храме Ульриха и его брата Самюэля, заметил стремления и способности первого и отдал в ученики, да не кому-нибудь – а самому Захарии из столицы. Теперь у них был свой доктор и, надо сказать – очень хороший. Пожалуй, лучший в маленьком городке Сейдар. Марк давно уверился, что Кавир дожил почти до ста лет именно благодаря внимательному и умелому уходу Ульриха. Самюэль же был немного юродивым. Говорить-то, почти не говорил, а про какие либо способности и речи не было, поэтому место ему нашли при храмовой кухне, где он и работал с самого детства.

Марк постоял немного и пошёл в храм. Вечерню провели без него и теперь, наверняка, почти все спали. Атриум встретил его пустотой и теменью. В центральном нефе мрак разгоняли одинокие светильники, те, что ещё не успели потухнуть. Шаги Марка громко раздавались внутри, усиленные эхом. Он подошёл к алтарю. К скромному, из обычного дерева, а не из белой слоновой кости, как в храмах столицы. Все восемь свечей горели, а лик скульптуры Единого грустно взирал на Марка с алтаря.

Молитва вырвалась из уст Марка, требовательная почти отчаянная. За всех погибших от чумы. За всех невинных, которых Единый должен защищать равно так, как и слуг своих. В этот момент Марк почувствовал что-то вроде обиды: он молился на протяжении многих дней, но люди продолжали умирать. Но сейчас, вдыхая запах благовоний, наполнивших алтарную, Марк почувствовал уверенность, что Единый слышит его. И вдруг голова у священника закружилась, огоньки свечей поплыли перед его взором, и вскоре их стало не восемь, а гораздо больше. Они кружились в быстром танце, а священник зачарованно наблюдал за ними.

– Марк, – позвал его мягкий и приятный голос.

Священник обернулся и увидел, как из темноты пресвитерия выходит кто-то, одетый в белые одежды. Марк не мог разглядеть его лица – таким ослепительным оно было.

– Я не мог не ответить тебе, Марк. А твоя настойчивость в желании помочь этим несчастным вызывает уважение.

Священник попытался что-то сказать, но язык не слушался, ноги стали словно ватные, и он чувствовал, что вот-вот упадёт на пол. Хотя, если это был сам Единый, упасть перед ним ниц, как раз было правильным. Но Марк не шевелился, он просто слушал.

– Ты устал, сын мой, – продолжал бог, –  ты и другие, что находятся в этом храме, должны покинуть город.

"Но как?" – спросил Марк мысленно.

– Да, я знаю, что снаружи город охраняют военные. Я не могу винить их, они выполняют свой долг. Эта чума опасна и грозит всему миру. Но солдаты не будут ждать вечно, скоро они получат приказ сжечь город дотла. Они уже подготовили бочки с порохом, катапульты ждут своего часа. Вы должны уходить, Марк, должны спасти хотя бы себя. Ты знаешь про подземный ход, тебе известно, что ключ от ворот находится у полковника Руфуса. Добудьте этот ключ и бегите из города. Пока не стало слишком поздно.

"Я не могу бросить Сейдар". Марк удивился, поймав себя на том, что спорит с самим богом.

– Чтобы ты не сделал, помни – в храме проживает сорок семь человек, кроме тебя. И им ещё можно помочь. Я не приказываю тебе, человече. Ты сам должен сделать выбор.

Светлый образ начал тускнеть, а Марк увидел, что огоньки свечей находятся выше его головы, он падал и падал вниз, а огоньки вскоре превратились в тусклые звёзды, затем они погасли. Наступила полная темнота.

***

– Что-то, друг, на тебе лица нет. – Ульрих отвернулся от постели больного и посмотрел на Марка.

– Я … – Марк осёкся, говорить про ночное явление Единого не хотелось. Возможно, он просто заснул у алтаря, и ослепительный лик бога привиделся ему. – Не знаю, устал, наверное. Извини, что не смог прийти вчера.

– Да я всё понимаю, Марк. Знаю, что тебя мучает. Эй, не трогай повязку! – Ульрих вновь повернулся к больному. Тот лежал в горячечном бреду, из огромного безобразного фурункула на лбу сочился гной, кожа лоскутами слезала со щёк. Рука под повязкой, иссиня-чёрная, напоминала руку трупа. Да это и был труп. Ещё неделю назад сильный и розовощёкий помощник кузнеца – Марк не помнил его имя – теперь был похож на гнилой кусок мяса.

– Они обречены. – Ульрих вздохнул и застегнул саквояж. – Что бы я ни давал им, оно даже боли не облегчает. Мы ещё никого здесь не вытянули с того света. Правда?

– Нам надо спасаться. Бежать отсюда. – Священник сам удивился своим словам.

Какое-то время они смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил Ульрих.

– Не поверишь, друг. Но я о том же самом в последнее время думаю. Сейдар обречён. Мне очень жаль, ведь это твой родной город, Марк.

– Я сейчас за главного в храме, и я принял решение. Мы уйдём через подземный ход.

– Ты знаешь, где он находится?

– Да, Кавир мне передал секретные документы перед смертью. Только есть одна проблема.

– Военные? – Ульрих поморщился. – Да, эти извечные правдолюбы и тупые ослы, которые понимают только приказы…

– Ульрих, перестань. У каждого своя правда. Нам надо получить ключ, и, думаю, что сержант будет верен нам. Его семья давно служит церкви, а наша рота, если её можно так назвать, подчиняется королевской гвардии только номинально.

При солнечном свете город выглядел гораздо хуже, показывая всё своё гнилое нутро. Вдоволь позволяя оценить всю глубину трагедии. Изредка мимо проходили люди, испуганные, на грани срыва. Дома нависали над узкими улочками Сейдара, а их прикрытые ставнями окна напоминали закрытые глаза покойников. Только Единый знал, сколько в этих домах лежало трупов.

– Помогите! – Голос доносился из-за угла. Марк заглянул в узкий, пропахший нечистотами переулок. Нечто серое лежало в углу около грязной бочки, бледное лицо повернулось в сторону Марка. Тот отшатнулся – у человека были объедены нос и уши. Лицо превратилось в кровавую маску.

– Помогите мне. Пожалуйста.

– Крысы. Они едят даже больных. – Марк боролся с желанием развернуться и уйти. – Чума всё равно переберётся за пределы города.

– Ерунда. – Ульрих подошёл к другу. – Крысы её не переносят.

–Откуда ты знаешь? – Марк наклонился над несчастной. Благодаря изорванному подобию платья и длинным спутанным волосам он понял, что перед ним женщина.

– Я…– Ульрих замялся. – Делал эксперименты. Они не болеют чумой и не переносят её. Поверь глупому деревенщине – доктору. – Он улыбнулся.

Марка передёрнуло.

– Неуместные шутки. Помоги ей лучше.

Ульрих поставил на землю саквояж и открыл его.

– Максимум, что могу – это дать обезболивающее. Тише, тише, родная. Вот так. Теперь тебе будет полегче.

Марк отвернулся и вышел из переулка, не в силах больше вдыхать царящий там смрад.

– Знаешь, что она сказала мне после того, как я вколол лекарство? – Ульрих, тяжело дыша, нагнал Марка. Тот промолчал. Опять пахнуло гарью. Говорить вообще не хотелось.

– Прокляла меня. Сказал, что это благодаря богу нашему, Единому, чума наслана. А нас не берёт… да куда ты так бежишь?!

– Рано или поздно они бы узнали. – Марк замедлил шаг. – Нам надо спешить в храм. Сержант должен быть там. Пора заканчивать эту беспомощную возню с исцелением.

***

Густав действительно ждал их во дворе храма. Он висел на фонарном столбе. Марк резко остановился, и Ульрих чуть было не врезался в его спину. Стая ворон с карканьем устремилась в свинцовое небо, сделав несколько кругов над двором. Мёртвые глаза сержанта уставились куда-то вниз, его тело покачивалось от дуновения ветра. Под фонарём лежали ещё двое солдат. У одного рана от уха до уха. Второй – с распоротым животом – упокоился в луже собственной крови.

Ульрих открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба.

–Марк, кто ж посмел храм кровью обагрить?

– Судя по ранам, это рубаки Руфуса наделали. Больше некому – Марк внимательно вглядывался вглубь двора. Дверь в храм была приоткрыта, и оттуда раздавались приглушенные крики.

– Бежать надо отсюда. – Ульрих трясся мелкой дрожью, не мог справиться со страхом, который будто парализовал его. Марк его не винил, но знал, что сам – точно не побежит. Он отвечал за этих людей, и не быть ему прощенным, ежели бросит хоть кого-нибудь, оставшегося в живых. – Там брат твой, Ульрих. Мы должны попробовать спасти его.

– Это безумие. Чёрт! Ну ладно. – Доктор судорожно шарил в саквояже, пока не достал маленький пузырёк. Открыл его, поднёс к губам и сделал глоток. Затем протянул Марку. – Пей. Это вытяжка Граулии, ещё называют нектаром берсерка. Даст нам шанс. Ну! Пей же!

Марк взял пузырёк. Не стал спрашивать, откуда у друга бесовское зелье. Не до того. Глотнул, передёрнувшись от горького вкуса, и они устремились к храму, на ходу похватав сабли, лежащие около убитых солдат.

Может ли зелье помочь тому, кто не держал меча в руках? Может ли оно помимо сил придать ловкости и умения? Марк не ожидал такого эффекта. Всё вокруг стало ярким. Он видел каждую трещинку на храмовой стене, он слышал шелест паутины, которую плёл паук в углу. Время будто замедлилось, каждый шаг, каждый взмах руки были не окончательными. Марк мог изменить своё движение, корректируя его в последний момент. Первый солдат выскочил из-за колонны в центральном нефе. Он не торопился, шёл, медленно поднимая короткий меч. Улыбка тянулась на щербатом лице. Солдат что-то произнёс, но Марк отбросил эти слова от себя. Зато он слышал чей-то хрип, шуршание одежды ползущего по полу человека, тихую мольбу о пощаде. Он насчитал семерых за колоннами, полагаясь только на слух. Его пальцы так сильно сжали рукоять сабли, что будь она живой, застонала бы. Он не умел обращаться с оружием, и сабля была готова ударить плашмя в голову солдата, улыбка с лица которого уже начала сползать. В последнюю долю секунды Марк ослабил хватку и слегка повернул рукоять, и лезвие впилось в лицо, распороло щёку, отрезало нос. Солдат завизжал, но Марк отбросил и этот звук. Он кинулся в угол, где к нему повернулись искажённые злобой лица. Он услышал хруст застрявшего в черепе лезвия, увидел медленно приближающийся к своим глазам кинжал. Увернулся, отпрыгнул назад, выпустив саблю из рук. Увидел спину Ульриха, заслонившего его. Услышал крик солдата. Высокий, протяжный. Затем мольбу второго, которая оборвалась резким визгом. Почувствовал, как пульсирует в висках, а рука становится безумно тяжёлой. Сердце готово было разорвать грудную клетку и выскочить наружу. Но по инерции Марк всё же успел выхватить кинжал из мёртвой руки солдата, успел он и вонзить этот кинжал в горло другому вояке, кинувшемуся на него из темноты, которая вновь стала настоящей. Затем звуки словно провались под землю, а Марк упал вслед за ними.

– Вот он побочный эффект Граулии. Вырубаешься к чёртовой матери. Но мы успели. – Измождённое лицо Ульриха смотрело на Марка будто из туннеля.

– Где … мы? – Сухие губы еле разомкнулись, священник почувствовал дикую жажду.

– В храме, друг. Убили… всех. – Ульрих протянул Марку бурдюк с водой. Священник пил целую вечность.

– Почему ты такой седой?

– Это другой побочный эффект. – Ульрих подал ему руку. – Вставай, я нашёл Самюэля на кухне. Он прятался там за котлами. Ещё трое живы, но из них двое тяжело ранены, вряд ли вытянут. Так что, нас четверо. Мы, Самюэль и служка какой-то…

– Что здесь произошло? – Марк, тяжело дыша, прислонился к стене.

– Как ты и говорил. Солдаты Руфуса, сучьи дети. Припёрлись сюда лекарство от чумы искать. Резали направо и налево, сержанта пытали. Сволочи. Ведь кто бы подумал, что регулярная армия первая так оскотинится?

– Эх, Ульрих. И другие бы пожаловали. Просто решились в первую очередь те, у кого сила. И не ругайся так, во имя Единого. – Марк встал, огляделся. Вспомнил сражение, будто и не он вовсе ещё недавно бесновато прыгал между колонн, круша врагов. Хотя, круша, это преувеличение, конечно. Тот позорный случай с потерянным клинком чуть было жизни ему не стоил. Если бы не Ульрих, то предстал бы священник уже пред Единым.

– Спасибо, что жизнь мне спас, – хрипло прошептал Марк.

– Это ничего. Ты потом, на небесах за меня словечко замолви – и мы в расчёте.

– Опять ёрничаешь. Самое главное-то я не спросил. А Руфуса ты видел?

– Нет его здесь. Я как мог со служкой всё осмотрел. Видать, сам не сунулся. Восьмерых головорезов своих отправил.

– Хм, восьмерых… маловато что-то. Ладно, зови Самюэля, пойдём полковника искать. Без ключа ворота никак не открыть. А служка пусть здесь остаётся, мёртвых хоронит.

***

Туман завладел улицами Сейдара. Медленно поднимаясь, он колыхался, наползая на серые стены казарм. Ворота были открыты, а флаг империи гордо реял под свинцовым небом. Пахло горелыми человеческими телами. Этот отвратительный запах давно обосновался в городе, и гарнизон регулярных имперских войск не стал исключением.

Они шли не таясь. Первым Марк, высокий, с густой поседевшей шевелюрой, облачённый в сутану, он был похож на миссионера, что несёт истинный свет Единого диким племенам. За ним, постоянно оглядываясь по сторонам, шёл Ульрих, низкорослый, с чёрными волосами, тоже подёрнутыми сединой. В крупных, характерных скорее для кузнеца, чем для доктора руках, он держал саблю. Следом тащился Самюэль, светловолосый и полноватый. Со странным хитроватым выражением бледно-синих глаз, вовсе не характерных для дурачка. Он небрежно покручивал короткий меч и шевелил губами.

На нелепую процессию отреагировали не бурно. Двое рядовых, ещё мальчишки, тащили в костёр, горевший неподалёку от караулки, очередной труп. Увидев пришедших, они замерли, положили тело наземь. Один обратился к Марку.

– Шли бы вы отсюда, падре. Тута у нас мор настоящий.

– Иль, может, трупы перенести поможете? Вы-то всё равно не заболеете, – подхватил второй, утирая пот со лба.

– Нам нужен полковник Руфус. – Марк старался держаться от солдат на приличном расстоянии и внимательно следил за ними.

– Плох полковник. Совсем. Нельзя такого говорить, но может и не зря вы пришли. Заодно и отчитаете. Там он. – Солдат показал рукой на белый одноэтажный дом у противоположной стены. – Дома у себя. Лазарет всё равно забит до отказа.

Марк со спутниками быстро пошли к дому, не оглядываясь. А солдат напоследок крикнул.

– А вы не думайте плохого! Янусу с его дружками никто приказа не давал, они сами в церковь сунулись. Ну, видать, и получили.

Марк нахмурился. Бедные солдаты. Может, конечно, сердца у них такие добрые, а может просто, однажды получив приказ, не смеют его нарушить. Но продолжают они помогать больным, уничтожать трупы, подвергая себя заражению. Он обернулся и прокричал напоследок.

– Спасибо, ребята, буду молиться за вас!

В доме полковника царила смерть. Она глядела сквозь закрытые ставнями окна, дышала тяжёлым застоявшимся воздухом, пряталась среди испорченных продуктов на кухне. Руфус лежал в своей спальне, его тело извивалось в горячечном бреду. Полковник не мог ответить на их вопросы, находясь на грани между жизнью и смертью.

– Займись им, а я пойду, ключ поищу. – Марк вышел в просторную гостиную, не представляя, как он выполнит свою задачу из-за царящего там беспорядка. Говорили, что полковник вывез свою семью из города, ещё до первой вспышки чумы. Сам выехать не успел, оставалось уладить кое-какие дела. Вот и уладил. Священник тяжело вздохнул и принялся рыться в вещах. Его мышцы до сих пор болели, а силы так и не вернулись. Чувствовал себя лет на шестьдесят, наверное, после дьявольского зелья Ульриха.

Им пока везло. Ключ нашёлся в письменном столе, завёрнутый в тряпку. Там же лежал листок бумаги с грубо вырисованным планом подземелья. Пока полковник, так и не пришедший в себя, спал, успокоенный лекарством, они склонились над планом, внимательно его изучая. Марк обратил внимание на жадные глаза Самюэля, внимательно разглядывающие листок.

– Вход в подвале ратуши, как и следовало ожидать. – Ульрих ткнул в план толстым пальцем. – А выход, значит, у одной из дозорных башен.

– И какова же вероятность, что солдаты не будут его караулить? – спросил Марк.

– Вероятность всегда есть, друг. Ежели знают про план, то караулят всенепременно. Но сила Единого с нами. Ведь так?

– Сила? Хм. – Марк вспомнил про видение бога. Если бы не встреча с ним, то рассматривал бы священник свой поступок не иначе, как позорное бегство из города. Но бог чётко указал ему, что делать. Нет, надо отбросить сомнения и бежать, раз решили. – Сила, Ульрих, не в Едином, а в нашей вере.

В этот момент Марк сам засомневался в своих словах. И что же, вера у всех храмовых одинаково сильна, раз бог решил защитить их? Даже у приблуд? У солдат, которые не прочь выпить, развлечься с гулящими девками, перекинуться в картишки? У Самюэля, который даже не молился ни разу, как его не заставляли? У каждого, кто жил при церкви? А разве не было праведников за пределами храма, которые, тем не менее, от чумы сгинули? Марку и раньше приходили в голову подобные мысли, но теперь вопросы закружились в голове, настойчиво засвербели.

– Ладно, ждите меня здесь. Вернусь в храм, заберу вещи кое-какие и мальчишку того. Помолиться ещё надо бы.

– Не уверен, что разделяться нам резонно сейчас. – Ульрих внимательно смотрел на Марка, но тот был непреклонен.

– Ты, верно, забыл, кто главный. Я сказал, что скоро вернусь, и это не обсуждается.

***

Марк не знал толком, что он ищет в церкви. Но сейчас его интересовал один вопрос – почему Ульрих так не похож на своего брата? Их легко приняли в храм, даже не задумываясь об этом. Доктор преданно служил Кавиру и, несмотря на своё несколько легкомысленное отношение к вере, пользовался всеобщим уважением. Но Самюэль. Безумный, со странной выпирающей вперёд челюстью, неуклюжий толстяк, всё время что-то бормочущий себе под нос, но при этом неспособный внятно отвечать на простые вопросы… нет, он не может быть братом Ульриха. Глаза, цвет волос. Во всём они разные. Чернявый Ульрих, явно носящий в себе южную кровь Тангирийцев и светловолосый, ширококостный, похожий на северянина, Самюэль. Да, совсем разные. Хотя, так ли это важно сейчас? Марк, чувствовал, что важно. Если Ульрих соврал один раз, то мог скрывать и что-то ещё. Обыскав жилище доктора, Марк ничего не нашёл кроме книг по медицине и множества бутыльков с лекарствами, в которых он всё равно не разбирался. Зато в логове Самюэля – маленькой комнатушке в чердачном помещении над кухней – нашлось кое-что поинтереснее. Здесь тоже были книги. Но они удивляли самим фактом своего наличия в жилище умственно отсталого. Марк взял одну из них. "Трактат о ядах и лекарствах" – гласил заголовок на солидной кожаной обложке. Страницы были изрядно потрёпаны, книга, видимо, пользовалась популярностью. Другие, стоявшие на полке, были покрыты пылью, похоже, что их давно не брали в руки. Несколько солидных томов по философии, трактат по астрологии не вызвали у Марка интереса. Зато небольшая потрёпанная книжица с оторванной обложкой, не имеющая многих страниц, оказалась весьма странной.

О. Вейер. "Краткая история распространения чумы в империи". Заголовок на первой странице будто впился Марку в глаза. В голове набатом загудела тревога. Он принялся листать книгу, на уцелевших страницах которой излагались сухие факты об эпидемиях чумы. О количестве погибших, о редких случаях исцеления. Страница, открытая наугад, сразу завладела вниманием священника.

"Иногда мне кажется, что у чумы есть план. Так ловко она перебирается из города в город. Минует горные хребты, моря, перемещаясь на огромные расстояния. Эпидемии вспыхивают в различных частях империи, а странные слухи о неуязвимости некоторых людей…."

Нижняя часть листа была оторвана. Марк почувствовал, как пот стекает по его лбу. Сердце бешено заколотилось. На следующей странице Марк увидел карту распространения эпидемии. Наверное, книге было очень много лет, те города, что были отмечены на карте, давно сгинули либо их переименовали.

Кто же ты такой, Самюэль? Явно не обычный деревенский дурачок, что прибыл в город вместе со своим братом. Дурачки не читают книг, и у них редко бывает такой внимательный пронзительный взгляд.

Марк сунул книгу за пазуху и поспешно спустился с затхлого чердака. Голова кружилась, мысли путались. Служку он нашёл во дворе. Мальчик безуспешно пытался выкопать могилу, ковыряясь лопатой в холодной земле.

– Ладно, брось это дело. Как тебя зовут, парень?

– Петер. – Он прислонил ко рту замёрзшие руки, пытаясь их согреть.

– Слушай, прежде чем уйдём, хочу задать тебе один вопрос. – Марк присел на корточки, внимательно посмотрел мальчику в глаза.

– Ты не видел ничего странного в поведении Самюэля?

– Так он же юродивый. – Петер улыбнулся. –  Они все странно себя ведут. Но добрый, еду мне давал. – Он осёкся. Понял, что сболтнул лишнего.

– Еду? При храме же всех регулярно кормят.

– Вы не будете ругаться, ваше преосвященство?

Марк отрицательно покачал головой.

– У меня мама болеет. Работать не может давно. Вот я и ношу еду. Ей и сестрёнке.

– Болеет чумой?

Мальчик замотал головой, будто отгоняя ненавистное слово.

– Нет, слава Единому. Они с сестрёнкой, наверное, только на нашей улице и не заболели этой дрянью. У мамы чахотка. Уже месяца три как. Дядя Ульрих раньше лечил её, а теперь у него времени нет.

– Когда в последний раз он к ней заходил?

– Да на прошлой неделе, тогда чумных поменьше было. Заходил, лекарства давал. Но примочек не делал, сказал – времени нет. Кстати, солдаты эти. – Он показал пальцем в сторону храма. – Тоже какие-то лекарства искали. Всё о докторе выпытывали, да о вас.

– Понятно.

Священник задумался. Сомнения в могуществе Единого – вредная штука. Но что, если все живущие при храме просто получали какое-то снадобье вместе с едой? От этой мысли ему стало дурно. Теперь Марк не сомневался, что доктор затеял странную игру. Не исключено, что при помощи Самюэля. Марк грустно улыбнулся. Солдаты, как ни странно, оказались правы, лекарство лежит где-то рядом, возможно даже среди пузырьков Ульриха, но воспользоваться им, не зная состава этих пузырьков, невозможно.

Он снова повернулся к Петеру.

– Ладно, придётся тебе ещё немного здесь подождать. Иди на кухню, согрейся, а то вон синий уже. Да поешь чего-нибудь. 

Марк быстрым шагом направился в сторону казармы. Если так можно назвать маленькое строение, в котором проживала стража. За распахнутой дверью царил такой же холод, как на улице, зато внутри сразу нашлось оружие. Он провёл руками по древку алебарды, осмотрел совершенно непонятные мушкеты. Выбрал короткий меч, вроде острый, с добротным лезвием, в кожаных ножнах, да небольшой арбалет, зарядить который удалось только чудом. Пока разбирался со взводным устройством, обе руки ободрал. Накинул на сутану чей-то плащ, навесил на плечо матерчатую сумку, положил туда несколько болтов для арбалета, армейский кинжал и верёвку. Еле сдержал смех, представив как сейчас выглядит, затем вернулся на улицу с арбалетом наперевес и с мечом за поясом. Вышел за пределы церковного двора и быстрым шагом направился в сторону гарнизона Руфуса.

***

Ульрих захлопал в ладоши.

– Браво! Ну вылитый святой воитель. – Затем он нахмурился, внимательно вглядываясь в решительное лицо Марка. – Что-то случилось?

Самюэль сделал пару шагов вперёд, загородив собой доктора.

– Надеюсь, это не то, что я думаю, друг мой безгрешный. Чем же провинился несчастный врач? Полноте, Самюэль. – Ульрих попытался отодвинуть брата, но тот был непреклонен.

– Я хочу знать про лекарство.

Доктора это ни капли не смутило.

– Всё, что есть – в саквояже, на столе…

– Не ёрничай! – Марк вскинул арбалет. Нервы священника были также напряжены, как и тетива. – Я был в каморке у Самюэля. Кое-что нашёл.

Улыбка сползла с лица Ульриха. В этот момент Самюэль прыгнул. Марк не ожидал такой ловкости от придурошного увальня. Зазвенела тетива, болт угодил Самюэлю в живот в тот момент, когда его руки схватили Марка за шею. Священник бросил ненужное больше оружие, отскочил в сторону двери. Выхватил меч.

– Зря ты так! – Лицо Ульриха исказилось в гневе. Самюэль стоял, прикрывая руками дыру в животе. А Марк не верил своим глазам – из раны сочилась чёрная кровь. Но текла она медленно, словно нехотя. Самюэль издал жуткий крик, какой-то скрипучий, высокий и невыносимый, затем он вновь кинулся на священника. Тот попытался поднять меч, но лишь беспомощно впечатался в стену, затем его ударили по голове, и наступила темнота.

Марк то падал в беспамятство, то выбирался из него. Чувствовал, что тащат куда-то. Иногда слышал разговоры, но слов разобрать не мог. В себя пришёл только когда его бросили на землю, словно мешок с мукой. Пахло дымом, а из темноты выплыло лицо Ульриха, освещённое факелом.

– Всё, пришли. Скоро, возможно, побегать придётся. Так что отдохнём.

Марк попытался пошевелить руками, но тщетно, они оказались плотно привязаны к телу, ноги тоже не слушались.

– Развяжи. – Губы священника пересохли. – Пожалуйста.

– А дрыгаться, не будешь? Ты нас напугал, знаешь ли. Не грешно ли для святоши из арбалета по людям палить? Вон у Самюэля до сих пор живот болит. – Ульрих гнусно рассмеялся. – Ладно.

Из темноты появился Самюэль и аккуратно разрезал путы, не произнёс, как обычно, ни звука и шагнул обратно. Марк вспомнил о своём поступке, об ужасной ране на животе. Странное чувство – ненависть, смешанная с виной и приправленная изрядной толикой удивления. Получив тяжёлую рану, Самюэль не просто выжил, даже сил не потерял.

– Думаешь так просто? Бац Чуму из арбалета и всё? – Ульрих будто угадал мысли священника.

– Чуму?

Никто не ответил, зато скрипнул замок саквояжа. Зашелестела бумага и вскоре пред взором Марка предстал рисунок. На помятом листе бумаги изображался старик. Правая половина его лица, где застыла умиротворённая улыбка, светилась счастьем. А левая часть была искажена злобой, красным блестел глаз, из искривлённого в поганой ухмылке рта торчал клык.

– Вот твой бог, – прошептал Ульрих. – Когда его назвали Единым, люди сами попытались объединить всё, чему раньше поклонялись язычники. Но выбрали только нужное, доброе, красивое, справедливое. Так не бывает, Марк.

Священник промолчал, не до теологических споров, если болтовня Ульриха позволит узнать, где лекарство, пусть хоть сутки треплется.

– Бог не имеет врагов, ибо не бог он вовсе, коль жив его враг и вечен, как учат ваши книги. – Марк почувствовал движение воздуха, факел заплясал в темноте. Это Ульрих так увлёкся, что начал размахивать руками. – Так вот, прежде чем откроем ворота, расскажу тебе историю о том, как я встретил Чуму. Затем ты сам решишь, что тебе делать. Идёт?

Марк молча кивнул.

 

 

***

 

Вместе с вечером пришёл невыносимый холод, но мальчик не хотел заходить в дома. В домах лежали мёртвые. Скрюченные, почерневшие, а иногда и раздувшиеся трупы, которые никто не похоронил, издавали ужасный смрад. Он пробрался в конюшню, где долго пытался согреться в стоге сена. Старая кобыла не умерла и пугливо прядала ушами, иногда издавала тоскливое ржание. Мальчик знал, что её надо покормить, но он сам не ел почти два дня. Мальчик вспоминал своих родителей. Они жили в соседней деревне, которую тоже посетила чума. Но мама с папой умерли не из-за неё. Отряд конных. Все в масках и в кожаных доспехах налетели на село как ураган. Рубили направо и налево, жгли дома, убивали даже тех, кто ещё не заболел. Отец мальчика выскочил на дорогу, пытаясь закрыть собой сына. Свистнула арбалетная стрела, и грудь отца расцвела кровавым пятном, он упал, а мальчик побежал. Стрелы летели совсем рядом, но мальчик был везучим, забился под крыльцо, где и замер, вдыхая запах земли и слушая треск уже зардевшегося дома.

– Ну его, – крикнул кто-то. – Поскакали, пока сами чумы не хватанули.

Отряд сорвался c места, кони, понукаемые всадниками, испуганно ржали, топот их копыт постепенно затихал.

Мальчик желал, чтобы эти люди умерли. Прошло два дня, но лёжа в стогу сена, слушая ржание глупой кобылы, он всё ещё проклинал убийц, мечтая о том, чтобы и они заболели, подохли в ужасных корчах. Из полудрёмы его вырвал крик. Женский, отчаянный. Мальчик выскочил из конюшни и пошёл на этот крик. Он шёл, пока не оказался в маленьком доме на окраине деревни. Там мальчик нашёл беременную женщину, лежащую в кровати. Её левая рука почти сгнила, в комнате невыносимо смердело. Огромный живот больной тяжело вздымался. Прошло какое-то время, и крик женщины превратился в визг. Живот лопнул с громким треском, забросав комнату окровавленными внутренностями, и на свет появился Чума. Мальчик забился в угол, наблюдая, как новорождённый, размером раза в три больше обычного младенца, ползёт в его сторону. Чума вдыхал воздух, его круглое бледное лицо освещала луна. Он обрадовался, увидев мальчика, открыл рот, обнажив мелкие острые зубы. Только родившись, Чума испытывал жуткий голод. Мальчик заплакал, его одеревеневшие ноги словно вросли в пол. Чума приблизился, вытянул свой крупный нос и понюхал мальчика. Вместе с запахом Чума постиг всё горе, которое случилось недавно, он узнал, что люди запросто убивают других людей, вместо того, что пытаться их вылечить. Он закрыл глаза и пред его внутренним взором предстали горящие дома, вздувшиеся и почерневшие трупы. Чума хотел было отвергнуть свою сущность, но не знал он тогда, что просто не есть людей – это не значит стать другим. Не знал он, что сам он болезнь, что люди вокруг него всегда будут обречены. И куда бы он ни пошёл, окружать его будут страдание и смерть.

Мальчик и Чума подружились. Мальчик научил Чуму сдерживаться, но прежде они собрали урожай, посетив казармы, в которых жили плохие гвардейцы, убившие родителей мальчика. Мечта мальчика сбылась, но он не видел, как гвардейцы умерли в страшных муках. В это время они с Чумой пришли в город Сейдар. Чума почувствовал, что в Сейдаре есть сила, способная сдерживать его сущность. Не всегда, лишь до той поры, пока он не станет взрослым.

Они жили при храме, в котором их приютил добрый епископ. Мальчик учился на лекаря, а Чума работал на кухне. Той силы, что находилась в храме, поначалу действительно хватало. Но настал тот момент, когда Чума стал взрослым, его сила увеличилась многократно, и город поглотила болезнь.

Не заболевали лишь те, кто жил при храме, и то благодаря одной придумке доктора.

 

– Ну вот. – Ульрих воткнул факел в кольцо на стене. Из темноты вновь выплыло лицо Самюэля.

Какое-то время они молчали.

– Складно рассказываешь, – нарушил тишину Марк. – Только вот не верю я в доброго Чуму и в какую-ту силу в нашем городе не верю тоже.

Ульрих хрипло засмеялся.

– Странно, в бога веришь, а в силу не веришь. А может это он, господь твой Единый, нас и защищал. Ты об этом подумал?

– Хорошо, ответь тогда: зачем вы припёрлись в город?

– Марк, ты что не слышишь меня?! Во-первых, Сейдар находился недалеко от чумных деревень. Во-вторых, маленький мальчик искал пристанище, и только в храме приняли его … и его брата. В третьих, я же говорил тебе, Чума не хотел смертей. Ты представляешь, сколько жизней мы спасли, сдерживая его? Скольких бы не стало, если бы он ходил спокойно по миру. Перемещался бы из деревни в деревню, из города в город. В древние времена тысячи, да что говорить, десятки тысяч людей гибли от этой жуткой болезни.

– Я видел Единого, Ульрих, – неожиданно сменил тему Марк. Он являлся ко мне. Во сне, наверное, я так и не понял. Он велел мне покинуть город. – Марк помолчал какое-то время. – Ваших рук дело?

Самюэль вопросительно глянул на Ульриха, а тот кивнул и ответил:

– Да, я подмешал кой-чего в благовония, друг, а после поговорил с тобой.

– Понятно. Значит, я был нужен вам, чтобы помочь сбежать из города.

– Глупец! – Ульрих переглянулся с Самюэлем, а тот снова кивнул, – разве не разумеешь ты, святоша?! Ты и есть сдерживающая сила. Ты берёг город и всех нас от Чумы. Ты и вера твоя. И лишь когда сила Чумы возросла, пришлось прибегать к ухищрениям. Ты и сейчас нужен нам.

Марк не должен был верить в это, но странная способность Самюэля заживлять свои раны, книги, найденные у него в жилищ – всё это говорило о многом. Ох, не прост был брат Чума, не прост. А тут ещё оказалось, что и сам Марк... нет, быть не может этого.

– И какая там была у лекаря придумка? Вроде ты что-то про неё говорил, - спросил Священник.

– Aqua lustralis. – Ульрих улыбнулся. – Освящённая тобой вода использовалась как катализатор. Самюэль добавлял её в еду. Некоторых мне удалось обезопасить и за пределами храма.

– Но почему нельзя было рассказать? Почему? Мы бы что-нибудь придумали. – Марк вскочил и заходил по тёмному коридору. Хотелось вырваться наружу, глотнуть свежего воздуха, покинуть навсегда чумной город. Но если Ульрих прав, Самюэль навсегда привязан к священнику. Как якорь. Они – две противоположности, одна из которых нейтрализует другую.

– Но теперь всё просто,– твёрдо произнёс священник. – Уйдём подальше от людей, на край мира. Туда, где проклятие Чумы будет бессильным.

– Послушай меня, Марк. Любезный мой друг. – Ульрих подошёл к нему поближе. – Я знаю, что ты печёшься о людях, но всё не так просто. Хм. Во-первых, люди есть везде. Дикие племена, путешественники. Они разнесут заразу. А ежели не будет людей, то животные…

– Врёшь! Не ты ли ещё вчера твердил, что крысы не переносят болезнь?! – Рука Марка непроизвольно переместилась к ремню, но меча не было. Марк быстро огляделся, оружие было свалено вместе с сумками у Самюэля за спиной. Если он не ошибается в замыслах Ульриха, надо будет действовать быстро.

– Ладно, ладно. – Доктор примирительно положил руку на плечо Марку. – Пойми, что у нас в руках. Это же великая сила! Длань карающая, с одной стороны, а с другой – лечащая. Мы сможем…сможем сделать этот мир лучше, друг. Заставить всех уважать Единого…

– Заткнись! Не приплетай и его сюда! – Марк внимательно смотрел на Самюэля. Тот сделал шаг в их сторону, но на лице у Чумы, насколько позволял разглядеть свет факела, блуждало сомнение. – Власть решил получить?! Править миром задумал? Будешь заражать и лечить, отделять овец от козлищ с помощью нас, да?!

– Ладно, после поговорим. Самюэль, успокой его, свяжи и пойдём отсюда. Тяжело так будет выбираться, но, похоже, наш святоша всё никак не уразумеет.

Но Чума не сдвинулся с места. Внимательно он смотрел на доктора, обдумывая что-то. В этом взгляде можно было увидеть успокоение принятым решением, осознанным выбором и в тоже время грусть от необходимой утраты.

 

– Нет! – Крик Ульриха зазвучал так пронзительно, что стражники, будь таковые снаружи, непременно услышали его. – Доктор поднёс к лицу свои руки. Почерневшие и покрытые язвами. Процесс происходил мгновенно. И язвы вскоре появились на лице доктора, хлынула кровь носом и ртом. Издавая жуткое бульканье, Ульрих сделал несколько шагов в сторону оружия. Но взгляд Самюэля стал более жёстким, слегка прищуренным. Послышался хруст ломаемых костей, и гниющий мешок, который ещё недавно был доктором Ульрихом, самым уважаемым врачом в погибшем городе Сейдар, рухнул на пол подземелья.

– Может, пойдём отсюда. – Марк испуганно смотрел на Чуму. Может ему показалось, но глаза того странно блестели, отражая свет факела.

 

***

Дикими местами шли эти двое. Перебирались через дремучие леса, обходили топи. Карабкались на холмы и взгорья. Подальше от трактов, торговых путей. Подальше от сторожевых замков, городов, деревень вела их судьба.

Один всё время молчал, как бы ни пытался его разговорить второй.

– А может нам вниз броситься? – Марк улыбнулся, разглядывая великолепный, вид, открывшийся с обрыва. Вековые сосны внизу утопали в тумане. Кое-где взору открывались поляны с зелёной травой. Весна постепенно брала своё.

Самюэль даже не удостоил его взглядом, только покрутил у виска толстым пальцем. Марк давно приметил, что Чума не лишён чувства юмора. Во время их бесед жестами он пояснил Марку, что не может умереть, а своё предназначение оставалось для Самюэля, похоже, такой же тайной, как и для священника. Марк не знал, что делать дальше. Вечно блуждать по диким местам, вдали от людей? Выход ли это? Иногда священник молился, обращаясь к Единому. Он хотел, что бы тот сказал, что делать или хотя бы дал знак. Но бог молчал. Иногда Марку снился сон – в этом сне он сидел на огромном троне, почему-то собранным из человеческих черепов. Рядом, на другом троне сидел Самюэль. Оба наслаждались властью. Смотрели сверху на своих подданных – на весь мир. Лечили и карали.

Но по утру Марк отгонял этот сон, смывая его каплями росы или водой из ручья.