Одинокая точка посреди ясного неба. Птица. Исчезает, растворяется в солнечном свете, появляется вновь. Вещь в пустоте. Зелень лесов, паутина рек. Округлости гор подобны женской груди, расплескавшей молоко… Эта птица – ты. Ты паришь в своем сне и зависаешь в бесконечности. Вбираешь в себя синеву рек и блеск ледников, видишь их сновидения. Иллюзорный миг небытия… Взмах крыла, поворот головы. Тишина.
    Вдруг лёгкое облачко набегает на солнце. Тень скользит по серым холмам. Движение крыла, нырок вниз к земле – чуть ближе к пробуждению, слегка тревожней… Неужели будет гроза?

    Айю снился клевер. Полный луг душистых цветов, обласканных солнечным светом. Он вдыхал аромат мотыльковых соцветий и сладко причмокивал. Рядом была мама. Она нежно толкала в бок и ворчала, словно остерегала: «Посмотри, как выпрямились стебельки, и листочки свернулись. Близится буря!»
    Айю не хотелось покидать уютное местечко, и он принялся канючить. Мама качнула головой и побежала вперед, увлекая его за собой. Айю обреченно вздохнул, бросил прощальный взгляд на сочный цветок, и… небо пронзила вспышка молнии!
    Он испугался и подскочил во сне. Луг исчез, пропала и мама. Остались холод и тьма пещеры. Айю крепко зажмурился и снова открыл глаза. Сердце билось со скоростью гончей. Он вжался спиной в камень и втянул носом воздух. Вокруг стоял запах сырости и гниющего дерева.
    Стены пещеры сотряс новый раскат грома, увесистой дробью забарабанил дождь. Айю заревел. Не помня себя от страха, он выскочил из укрытия и напролом, сквозь кучу веток, помчался прочь. Молния полыхнула вновь, на этот раз ударила совсем рядом. Вспыхнули заросли рододендрона. Айю зажмурился и припустил вниз по склону. Прочь от пещеры, в родную долину, поросшую лесом. Туда, где можно укрыться от громыхающих небес.

    – Кобели они все! – последовал смачный плевок. – Проходимцы и бабники! Слышь, Лавруша, что говорю? Водят на кордон всяких шалав, пока мы тут с тобою горбатимся.
    Лаврентий смущенно топтался на месте. То ли проявлял деликатность, то ли испытывал стыд за мужское племя. В костре потрескивали угли, с ближнего хребта подкрадывался туман.
    – Я когда егерем сюда пришла, думала тут иначе будет. Не так, как в городе. По совести, что ли. Да и к сыну поближе… – Мария умолкла на полуслове, подкинула ветку в огонь.
    Лаврентий склонил голову, молчаливо огребая землю.
    Потёртая егерская куртка на женских плечах и карабин, небрежно приваленный к рюкзаку, придавали веса словам. Марии было «чуть за сорок», работа на природе упростила взгляды на жизнь, а заодно и закалила тело.
    «Ты у нас баба хоть куда. Медведя на скаку остановишь!» – похохатывал временами директор лесничества.
    – Проходимец, – пробормотала она и помешала варево в котелке. Потом попробовала на вкус и махнула рукой.
    – Знаешь, Лавруша, ты тут единственный Человек!
    Лаврентий, престарелый конь неопределённо-пегой масти, возражений не имел. Он переступил с ноги на ногу и затряс головой.
    – Жрать, небось, хочешь? Зверюга! Сейчас, сейчас, потерпи, – женщина ласково потрепала коня за гриву.
    – Однако гроза собирается, – проговорила она, оглядев горизонт. – Надо палатку ставить, а то будет нам…

    Айю бежал до рассвета. Наконец остановился и перевел дух. Туча ушла, ей на смену пришёл голод. Айю прислушался и уловил слабое журчание воды. Он неуклюже потоптался на месте и последовал на звук.
    Ручей он нашел сразу, глубина была небольшой. Опустив голову в прозрачный поток, Айю принялся пить. Вдоволь наглотавшись и отфыркавшись, он почувствовал себя бодрее. Ледяная вода притупила голод.
    Айю огляделся. Место казалось знакомым. Они с матерью бывали здесь много раз. Кажется, вон там, чуть поодаль, растут вкусные черные ягоды… Он взбежал на уступ и принялся шарить в жухлой траве. Ягод не было. Живот предательски заурчал, и Айю удручённо поплелся прочь.
    Когда он добрался до кромки леса, уже совсем рассвело. Здесь в низине отголоски грома казались далеким нестрашным ворчанием. Снова начал накрапывать дождь. Опавшие листья плюхали под ногами, источая запахи прелости. Вскоре к листьям примешался ещё один незнакомый аромат. Айю осторожно принюхался. Пахло едой! Он припустил вперёд, и кубарем выкатился на опушку. Здесь, посреди голой площадки, стояло странное сооружение. В нос ударил едкий запах дыма, разгорячённого металла и чего-то ещё – пугающего и незнакомого. Айю попятился, и вдруг заметил кучу мусора на краю опушки. Вкусным духом веяло оттуда! Позабыв о страхе, Айю подбежал и начал рыться в ароматной куче. Найдя пустую консервную банку, он принялся остервенело вылизывать остатки тушёнки…
    – Твою ж мать!
    Айю дёрнулся всем телом и обернулся на звук.
    – Шатун что ли? – хрипло донеслось из палатки. – Оп-па! А иди ка сюда, родной…
    Айю заворчал и попятился прочь от непонятных звуков. Что-то щёлкнуло. Послышался смешок. В следующий миг Айю ослепила вспышка, похожая на ту, что прервала сон. От неожиданности он выпустил банку и ощутил острую боль в боку. Айю рванулся прочь. Бежать было трудно, дыхания не хватало, шкура покрылась чем-то влажным и липким. Он замычал, сбавляя скорость. Потом сделал петлю – так, как учила мама. Звуки позади стихли. Айю осмотрелся и увидел небольшое углубление в земле, окруженное каменными плитами. На мгновение показалось солнце, и лучи осветили вместительную нору. Айю протиснулся сквозь отверстие в передней стене. Он забился в угол и принялся зализывать рану. Солнце, едва появившись, тут же исчезло за серыми разбухшими тучами. Пошёл мокрый снег. Он тихо падал, пряча от посторонних глаз следы, надёжно укутывая дольмен и теряющего силы Айю.

    Ей снова снился сын. В сновидениях он всегда был серьёзным, не таким как в жизни. Сын что-то доказывал с детской простотой, и Мария соглашалась. Она очень дорожила такими снами, но поутру не могла вспомнить ни слова. Оставался лишь щемящий осадок утраты.
    Иногда сновидения превращались в кошмары, и тогда женщина с криками пробуждалась. Такие сны она помнила хорошо, и кончались они одинаково – оглушительным выстрелом. Тем самым, который… Мария вздрогнула и рывком села, протирая глаза. Выстрел был наяву! Она резко откинула полог палатки и зажмурилась от лучей восходящего солнца.
    – Лаврентий, ты слышал?
    Конь прял ушами и ловил ноздрями воздух.
    – Вот суки, а? Ничего святого! – констатировала Мария и скрылась в палатке.
    Через минуту выбралась обутой и с карабином в руках. Лицо раскраснелось. Глаза сияли решимостью.
    – Сейчас глянем, кто это у нас в заповеднике решил пострелять! – бормотала она, седлая коня.

    Невесомое облако посреди пустоты. Оно не способно в одиночку прервать чей-то сон. Но вот рядом с первым появляется второе. И ещё одно. Вскоре вереница туч закрывает свет. Сновидения дрожат, точка в небесах обрастает крыльями. Ещё немного, и…
    Айю снилось, что он тонет. Ледяная вода заполняла легкие, но боли не было. Он ощущал лишь страх, что там, в глубине, его никогда не найдёт мама. Айю пытался кричать и бить лапами по воде, но крик тоже тонул вместе с ним. Тогда он попробовал лечь на спину, чтобы плыть по поверхности, но глубина ухватилась цепко.
    Наконец Айю решил смириться и позволить воде себя проглотить. Зачем бороться? Если мама не нашла его до сих пор, значит, не найдёт уже никогда.

    Редкие снежинки бесшумными белыми мухами опускались на землю. Далёкая гроза утихла, и лишь случайные порывы ветра приносили из-за хребта невнятное сонное бормотание.
    Приходилось спешить. Подозрительных звуков больше не было. Марии показалось, что выстрел донёсся с перевала, который узкой полосой тянулся поперёк Главного Кавказского хребта. Слишком далеко, а времени мало. Пока будешь искать, стрелок может уйти вниз в долину. Через час всё завалит снегом, и тогда уже до весны не сыщешь следов. Она пожалела, что не взяла с собой в объезд старого верного пса! Хотя, боец из него уже не тот. Да и Лаврентий не молод. Мария с грустью подумала о себе…
    Она быстро собрала палатку, навьючила коня и под уздцы повела вверх по склону. Вскоре тропа упёрлась в скальный участок. Женщина спешилась, с сомнением оглядела поклажу. Рюкзак с палаткой, еда на пару дней и запасы для дальнего балагана, карабин… Что-то придётся оставить.
    Через пять минут палатка была извлечена из рюкзака и прикопана в снег у большого камня. Туда же отправилась добрая часть консервов и газовая горелка с парой баллонов.
    – Чёрт, уйдёт ведь, – бормотала женщина, понукая неторопливого коня.
    Мария шла впереди, Лаврентий плёлся следом за ней. Камни предательски выскакивали из под копыт, подошвы скользили по влажной земле. Вершина – небольшой скальный пупырь – неохотно приближалась. Последнее усилие, и Мария буквально вытянула Лаврентия на ровную каменистую площадку. Дальше тропа петляла вниз, склон постепенно выполаживался, а перевал плавно переходил в поросшую густым лесом долину. То тут, то там виднелись островки криволесья. Вдалеке деревья вставали сплошной стеной, знаменуя начало медвежьих угодий.
    Она прищурилась, вглядываясь сквозь снежную круговерть. У кромки леса что-то двигалось! Тёмная фигура, явно не медвежья. Да и спят они уже…
    – Вот он, стрелок! – прошептала Мария и потянула Лаврентия вперёд.
    Хлопья снега хлестали в лицо. На спусках она садилась на пятую точку и скользила вниз – так получалось быстрей. Видавшие виды походные штаны промокли сразу. Обувь – добротные трекинговые ботинки – держалась чуть дольше.
    Лаврентий отстал. Время от времени сзади доносился топот его подков. Снег глушил звуки. Лес не приближался. С пупыря казалось – до него подать рукой, однако прошёл час, прежде чем низкорослая альпийская поросль уступила место высоким деревьям.
    Мария углубилась в частокол облетевших дубов и чинар. Остановилась на минуту, прикидывая расстояние. Где-то тут… Она сделала полсотни шагов в одну сторону, в другую… Следы! Припорошенные снегом, совсем неприметные. Человек торопился, шагал размашисто. Словно преследовал кого-то.
    Она двинулась по следу. Сотня шагов, вторая… Вдруг что-то мелькнуло меж стволов. Тёмное пятно, размазанное по земле. Мария замедлила шаг, осторожно приблизилась к пятну. Кровь. Тёмно-бурая липкая масса. Ещё несколько шагов, и женщина заметила разделанную тушу оленя. Чуть поодаль виднелся второй убитый самец. Голова с неестественно торчащими рогами будто подпирала ствол развесистого граба.
    – Они ж только после гона… – прошептала Мария. – Зачем же так…
    Тихий конский храп заставил вздрогнуть. Лаврентий, неслышно ступая, приблизился к хозяйке и ткнулся мордой в плечо.
    – Так. Понятно, – сквозь зубы процедила Мария. – Останься тут, Лавруша, будь другом… Да не иди за мной, вот чёрт!
    Она вернулась к едва заметному следу. Нащупала в кармане рацию, шёпотом вызвала кордон. Тишина и треск статики. Слишком далеко для радиосигнала. Женщина упрямо сжала губы и зашагала вперёд.
    Деревья вскоре поредели. В просвете замаячил тёмный прямоугольный контур – как часовой, стерегущий лес. Дольмен, – вспомнила Мария. Стоит тут испокон веков, приветствует путников, собирает дары.
    Она сделала ещё несколько шагов и замерла, затаив дыхание. Возле дольмена что-то шевелилось. Человеческий силуэт в куртке защитной раскраски. Женщина стянула с плеча карабин, нащупала пальцем курок. Человек приближался ко входу в дольмен. В руках он держал ружьё. У входа остановился и заглянул внутрь. Резко отпрянул. Снова заглянул. Взвёл курок и прицелился.

    Айю медленно погружался под воду. Он чувствовал, что глохнет. Звуки казались смазанными и очень далекими. Потом окончательно затихли. Вместе с глухотой пришел и покой. Видеть Айю ещё мог. Вокруг сновали мелкие рыбешки, но не было сил дотянуться до них. Сквозь толщу воды сверкало серое небо. В невообразимой вышине парила птица. Вскоре она приблизилась и стала огромной. Иссиня-чёрные перья, крылья в полнеба… Айю подумал, что такие крылья бывают у орлов. Как знать, вдруг этот орёл прилетел, чтобы съесть его? Что ж, пусть так. Айю закрыл глаза и приготовился стать добычей. Птица спикировала вниз, но не тронула его. Вместо этого Айю ощутил мощный толчок. Его подбросило вверх, и он проснулся. Последнее, что запомнил Айю, была мама. Она стояла на берегу в окружении странных существ и смотрела на него. Видение было коротким, похожим на вспышку, и больше он ничего не успел разглядеть.

    Протяжный низкий гул донёсся из-под земли. Он ощущался ступнями, отдавался в кончиках пальцев, незримыми волнами вздымал волосы на макушке. Послышался шум осыпающихся камней. С ветки сорвался большой пласт снега. Что-то бурое метнулось наружу из дольмена. Раздался мужской крик.
    В следующий миг всё закончилось. Человек сидел на снегу и бормотал проклятия вслед медвежонку, стремительно несущемуся прочь. Ружьё, забитое снегом, валялось неподалёку.
    Мария в несколько прыжков преодолела расстояние до стрелка. Нависла над ним, перехватив поудобнее карабин.
    Мужчина и не думал убегать. Он неторопливо встал, отряхнулся от снега и только потом повернулся к Марии.
    – Приветствую, – хмуро объявил он. – Всё путём, у меня разрешение.
    – К-к-какое разрешение? – опешила Мария.
    – От шефа твоего, – гоготнул мужчина. – Дорого у вас, блин, в этом сезоне. Ещё и землетрясение в самый неудачный момент… А зверь измельчал. То ли дело летом! Такую медведицу завалили…
    Охотник мечтательно причмокнул, и следом прищурился.
    – А ты что, не в курсе? Шеф в долю не берёт? Так я сейчас проспонсирую…
    Он поймал взгляд Марии и осёкся, сменил тон.
    – Ладно, ладно. Разберёмся. Вы женщина серьёзная, это я уже понял. Вот мои документы.
    Он аккуратно извлёк из кармана книжицу в красной корке, и с кривой ухмылкой протянул Марии. Та скосила взгляд, чуть отвела ствол… В следующий момент охотник выхватил из кармана фальшфейр и дёрнул запал. Раздался хлопок, брови опалило струёй пламени. Мария отшатнулась, выпуская оружие из рук. А затем мир закачался, исчез в пустоте, и она увидела сына.

    – Привет, мама.
    Серьёзный взгляд ясных глаз. Чуть опущенная голова. Походная куртка и штаны, рюкзак за плечами…
    «Опять в горы собрался», – думается Марии с нежностью. «Снова Шамбалу искать, и дольмены исследовать…»
    – Мам, ну какая Шамбала на Кавказе? – усмехается сын. – Не Шамбала. Тут другое…
    «Что другое?» – Марии любопытно.
    – Здесь будто затаилось что-то. Какая-то сила. Выжидает до поры…
    «До какой поры?» – Мария смотрит по сторонам. «А ведь сейчас осень. Ноябрь, как и тогда…»
    Она оборачивается к сыну. Его уже нет. Лишь цепочка следов тянется вверх по обледенелому склону. Капли крови темнеют на свежевыпавшем снегу.
    Она знает, чем закончится этот сон. Звуком выстрела. Трупом сына с простреленной головой. Убийцу не найдут…
    – Нужно проснуться.
    Вновь голос сына. Звук крыльев гигантской птицы.
    – Проснуться, чтобы закончился этот кошмар.
    Мария тянется вверх – туда, где ледяной склон сходит на нет. Она устремляется по кровавым следам, но ощущает лишь пустоту. И тогда её взгляд движется дальше – за следующий отрог, с которого видно, как вздымается в небо величественная двуглавая вершина…

    Айю бежал вверх. Инстинкт гнал его прочь из долины, за следующий отрог. Туда, где горы выше, где нет страшных охотников, и где мама, наконец, отыщет его.
    Когда склон стал круче, Айю пополз, впиваясь когтями в камни, поскуливая и пуская пену из пасти. Капли крови оставляли следы на свежевыпавшем снегу. Скалы впереди угрожающе чернели. Слабость расходилась от раны по всему телу, туманила взгляд. В те минуты, когда боль становилась невыносимой, Айю вновь видел птицу, парящую над головой. Тогда он понимал, что мама уже близко, и это придавало ему сил.
    Наконец, Айю почувствовал, что подъём закончился. Ещё немного, и начнётся спуск. Там, за перевалом, он скроется от погони и залижет раны… Брызги снега вперемешку с каменной крошкой ударили в нос. А затем донёсся звук выстрела. Айю дёрнулся всем телом, вжался в скалу, попытался стать невидимой точкой посреди пустоты – той, что парит в небе и видит сны…

    Что-то влажное коснулось щеки. Над ухом послышался конский храп. Мария с трудом перевернулась на бок, убрала со лба окровавленную прядь волос. Лаврентий понуро топтался рядом. Женщина попыталась сесть и тихо застонала. В глазах потемнело.
    – Оглушил и помирать бросил, – пробормотала она. – Чтобы следа от пули не оставлять.
    Старый конь участливо ткнулся мордой в бок.
    – На тебя вся надежда, Лавруша, – прошептала Мария. – Нам вооон на тот отрог надо. Там должна быть связь. Дотянешь?
     Она ухватилась за ремень, свисающий с седла, потом перехватила его покрепче и дёрнула.
    – Ннооо! Давай потихоньку…
    Через полчаса лес закончился, и они оказались на продуваемом склоне. Лаврентий тянул вперёд, Мария скользила по заледеневшей земле, охая и уворачиваясь от камней. В те моменты, когда сознание начинало угасать, она снова ощущала присутствие сына. Его следы вели вверх по тропе. Она открывала глаза, замечала бурые полосы на снегу и не могла уже разобрать, где видения, а где настоящая кровь.
    Ветер, боль, пустота…
    Цоканье копыт вернуло в реальность. Мария с трудом разжала закоченевшие пальцы и выпустила из рук ремень. Потом обвела затуманенным взглядом окрестности.
    Лаврентий сделал почти невозможное. Он затащил её на отрог по кратчайшему маршруту – через неприступные скалы и отвесные заледеневшие карнизы. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались заснеженные пики. Один из них вздымался выше всех остальных. Минги Тау, Гора из Тысячи Гор, двуглавый Эльбрус…
    Вдалеке прозвучал выстрел. Его звук пугливым эхом заметался меж скал. Отразился от далёкого хребта, бумерангом возвратился назад, затерялся в снежной мгле. Мария скосила взгляд и в отдалении различила два тёмных силуэта на фоне скал. Медвежонок вжался в камни. Он прикрыл окровавленными лапами нос и замер в безнадёжной попытке спрятаться от преследователя. Стрелок быстро приближался к нему. Ещё минута, и он окажется на отроге – рядом со своей жертвой.
    Мария попыталась встать на ноги, охнула от боли и вспомнила про рацию. Она сунула руку в карман, повернула выключатель, не отрывая взгляда от охотника. Тот преодолел последний скальный гребень. Ему оставалось пройти сотню шагов…
    Рация издала шипящий звук, Мария кинула взгляд на экран и поняла, что сбилась частота. Женщина вновь отыскала глазами охотника. Тот остановился, приложил ружьё к плечу. Потом передумал и двинулся дальше…
    Непослушными пальцами Мария пыталась нащупать правильные кнопки… Ещё десяток шагов – стрелок подойдёт вплотную, чтобы уложиться в один выстрел… Кристаллики снега поверх дрожащих медвежьих лап. Шумное дыхание Лаврентия над ухом. Взмах чьих-то крыльев. Свист ветра и кровь вперемешку с ржаво-бурой снежной кашей.
    Она отбросила рацию и рванулась вперёд. Слишком далеко. Только бы успеть!

    Отдалённый едва различимый гул. Зоркий взгляд гигантской птицы.
    – Мама…
    Сын стоит на скальном гребне чуть ниже по склону.
    – Знаешь, я понял… Я заночевал однажды в дольмене. И увидел… Увидел чужой сон.
    Мария тянет руку, открывая рот в безмолвном крике.
    – И тогда я понял, что это не сон. И не явь.
    Она бежит по обледеневшему скалистому отрогу. Ещё десяток шагов. Почти успела…
    – Птицы – глаза его, облака – мысли, ветер – посланник. Все живущие на земле – закоулки его сновидений.
    Айю раскрывает глаза. Неужели? Нет, не показалось! Он всё таки нашёл…
    Охотник вновь вскидывает ствол, но Мария уже рядом. Она подхватывает на руки сына, заслоняет его собой…
    – Это не твой сон!
    Гром земли сливается с молнией выстрела. Мария с ребёнком на руках оборачивается навстречу звуку и улыбается. Туча окончательно закрывает солнце. Сон, продолжавшийся пять тысяч лет, подходит к концу.
    – Иногда мы всего лишь чьи-то грёзы. Или непутёвые расшалившиеся дети. Но когда эти грёзы превращаются в кошмар, приходит…

    Пробуждение!

    Яркая вспышка за спиной озарила темнеющий небосвод. Ветер принёс низкий всепроникающий гул. Задрожали скалы, лавины обрушились с вершин.
    Эльбрус, древний вулкан, проснулся, оглашая окрестности громогласным рёвом, потоками лавы сметая отголоски своих кошмаров, разгоняя тучей пепла остатки прежних снов.
    Пять тысяч лет тишины подошли к концу.