От чашки поднимался сильный, почти одуряющий кофейный аромат. Но я все водила пальцем по ободку чашки, не спеша делать первый глоток. Это прямо как в той дурацкой шутке: "Кофе, прекрати. Ты меня давно уже не возбуждаешь". Не смешно, зато правда. Я вздохнула и неохотно хлебнула уже начавший остывать напиток. И чувство такое, что это не на моих губах терпковато-горький привкус, а кто-то другой пьет, дышит, смотрит. Смотришь сама на себя словно бы со стороны. Состояние измененного сознания во всей красе.

Говорят, в него многие люди вводят себя сознательно. Ради новых ощущений, сбегая от реальности, да мало ли почему еще. Платят большие, между прочим, деньги. Вот ведь дурачье! Того же самого эффекта можно добиться долгими ночными бдениями в обнимку с монитором и хроническим недосыпанием. Зря я все-таки позарилась на эти сверхурочные, будь они неладны! На часах уже четыре часа, и непонятно чего именно. Наверное, ночи, потому что назвать мрак за окном утром язык не повернется. Отставив хрупкую чашку подальше, снова схватилась за мышку, продолжив копаться в тридэмаксовских наслоениях. Что за наказание! Заказчик или страдает манией величия в особо извращенной форме, или в детстве его укусил бешеный перфекционист. Монитор ноутбука скоро прожжет дыру в сетчатке, а проект так и не двинулся с мертвой точки. Зевнув, я потерла глаза, но помогло это не лучше, чем давешний кофе. Голова сама собой клонится на грудь, надо подложить ладошку под щеку и смотреть дальше на эти фильтры, скрипты, наложения…

…облака…

Хлоп! Бук, задетый мной в полубессознательном состоянии, стукнулся о стенку. Нет, это уже ни какие ворота. К черту Макс, к черту заказчика, надо пойти подремать хотя бы пару часов. Иначе не будет ни проекта, ни меня. Уже лежа на кровати и натянув на нос простыню я поняла, что изо всех сил вперилась в темноту невидящим взглядом. Я закрыла глаза, но темнота никуда не делась, она осталась тут, со мной. Темнота…

 

***

В темноте живут чудовища.

Их нельзя увидеть глазами. Наверное, потому, что нет здесь ничьих глаз. И не такие это чудовища, каких можно потрогать или ударить. Их можно только лишь ощутить краешком сознания на грани между жизнью и вечностью. Ведь на границе между явью и сном возможно все что угодно ночным кошмарам. Да, им, преследующим, охотящимся на тебя, превращающим сон в какой-то кошмарный гон. Когда бежишь, теряешь чувство времени. Постоянно чудится опасность. Словно кто-то тихо крадется за спиной, скаля клыки. Ступая на мягких лапах, выпуская когти и бесшумно втягивая их обратно. Словно все, что у тебя есть, было взято взаймы у судьбы, да жизнь при том была залогом. Но срок платежа истек, и теперь, поигрывая финкою с клеймом Фемиды, явились приставы судьбы. Их много, но они похожи словно близнецы. Оказавшись в круге своих ночных кошмаров, со всех сторон увидишь одно и то же: пустые, стеклянно отблескивающие бляшки. Они, заменяющие охотникам глаза, не несут в себе ни капли тепла. Эти твари пришли взимать долг в размере жизни с натекшими процентами не меньше посмертия.

Вместе с ними приходит ужас и безысходность. Зная это лучше, чем кто-либо другой, невольно паддаешься панике и отчаянию. И вот тогда, в этот самый момент, ты становишься себе лучшим советчиком, наставником и другом. И хочешь прокричать себе: прячься, ну же! Скрывайся. Беги, ползи, хоронись в тенях, прячься во тьме! И ты слушаешься себя, потому что лучшего совета тебе не даст никто. И, поверив себе, ты ошибаешься. Снова. Потому что нельзя верить такому человеку, как ты – даже тебе самому. Пытаясь скрыться от тьмы, прикрываясь тьмой, я поступил трусливо. Глупо. Совершил непростительную ошибку. Потому что…

…в темноте живут чудовища. Они чуют страх, слабость, вину и боль. И поэтому теперь мне не уйти.

***

С ужасом, но почему-то невероятно медленно, я всплывала из глубин своего кошмара. Своего ли? Мне никогда не снились такие вещи. Я никогда не боялась темноты и одиночества. А теперь сердце бухало отбойным молотком. Кровь заиграла в жилах, но заиграла невероятно фальшиво, пропустив пол-пассажа и вместо piano сделав forte. В горле пересохло, губы оказались искусаны почти до крови. А на свидание с хрусталиком нагло, не обращая ни малейшего внимания на мое самочувствие, лез утренний свет. Попытавшись избавиться от настырного кавалера, я ненароком смахнула с себя липкие от пота простыни. Тусклый утренний свет показался мне ярче сверхновой. С трудом откинув воспаленные от недосыпания, ставшие словно бы наждачными веки, я наконец открыла глаза. И тут же меня, словно толпа через распахнувшийся тамбур, покинуло нечто эфемерно-тягостное, оставив после себя высасывающую душу пустоту. И вот, уже почти исчезнув, оно неожиданно вернулось и на мгновение окутало меня мягким пледом из дружеского тепла и любви, немножко шерстяной на ощупь. Было сильно мягко, чуточку колко и очень уютно. Но вот солнце поднялось выше, и мой нежданный знакомец куда-то исчез. Но оставил мне свой подарок – мягкий, уютный и совершенно невообразимый плед, в который укуталось мое напуганное сердце.