1. Философы в тринадцать с половиной

 

 

Две девочки стояли в свете апрельского дня, одетые в светлые плащи и бежевые беретки. Выглядели они на мой возраст.

И первое, что в них поражало — одинаковая одежда. Сестры? Но они походили скорее на погодок, чем на близняшек…

Девочка с русой косой, виднеющейся из-под берета, обратилась ко мне:

— Не знаете, когда заканчивается обед?

— Не знаю, — помедлил я. — В разных организациях по-разному.

Девочка с черными волосами улыбнулась:

— А мы стоим, тетю ждём, маму Лизы, — она посмотрела на кузину.

 

Из дальнейшего разговора я узнал, что Лиза учится в восьмом классе. Как и мне, ей тринадцать лет. А ее двоюродной сестре Лене и того меньше — двенадцать, она дочь брата матери Лизы.

 

— А давайте немного прогуляемся по центру города! — предложила Елена.

Главная улица вдоль бывшего Великого Сибирского тракта застроена каменными домами купцов. Ее пересекают улицы с домами из совершенно черного от времени дерева, с тяжелыми ставнями с облупившейся краской и огромными завалинками, покрытыми досками. На такой старинной улице светлым апрельским днем я и познакомился с сестрами Адамовыми.

Фамилию их я узнал, когда спросил, как в газете можно найти их статьи. Елена ответила, что ее тетя подписывается под статьями как Ирина Адамова.

Кроме статей о творчестве писателей Ирина Адамова знакомила читателей с профессиональными училищами. Все-таки альманах выходил под эгидой министерства образования.

— Дождь собирается, — Лена взглянула на пасмурное небо.

Я огляделся. Оказалось, что мы совершили почти полный оборот вокруг части старой застройки центра и остановились на тихой улице. С одной стороны стоят дома с мезонинами и затейливой деревянной резьбой на карнизах. А с другой — современное здание городской поликлиники в виде буквы "Г".

Коротко со мной простившись, девочки пошли дальше.

 

* * *

 

Я помню серые улицы нашего старого центра — но серость их не удручала, а наоборот — радовала. Серый с бежевым был цветом ранней весны, когда еще нет зеленых листьев и травы, но уже ничто не напоминает зиму — кроме ветвей деревьев и кустов — а они замерли в ожидании мая словно перед началом цветения юности.

Но речь у нас пойдет в особенности о газетах. Ибо власть всегда опирается на пропаганду. А тогда как раз произошла смена власти.

Самый слом эпох совпал с нашим переходным возрастом. Весной девяносто второго реформы уже шокировали своими ценами. Но мы ожидали перемен к лучшему — прошло всего три месяца после резкого повышения цен, названного красивым словом либерализация. И это слово и другое — демократия — еще не были опошлены. Мы верили в них.

 

 

Детский мир попрощался с нами в девяносто втором году.

Да, после детства прошли долгие годы. И оказалось, что прежние мечты подверглись осмеянию, детская вера в лучшее сменилась диктатом практической смётки и мнимыми ценностями личностного успеха.

А люди в городе словно стали другие... Да что там! Они в самом деле другие! "Кто разъехался в другие города, а кто умер, — думал я, — даже вымер за прошедшие два десятка лет". Проходимцы, а то и откровенное хамло заполонило город. Я чувствовал себя неуютно. И с каждым годом ритм жизни — новой, нездоровой жизни — всё более убыстрялся. Я видел это, но ничего поделать не мог…

А кто остался в газетном городе? Приспособившиеся к формализму бездарности и подхалимы, зеленые новички, либо талантливые слабаки, которым просто некуда деться — все производят однотипную лицемерную халтуру. А те, что помоложе — ничуть не лучше. Свежеиспечённые выпускники журфаков являют собой печальное зрелище: мало в какой сфере так явственен контраст между полученной специальностью и реальной способностью человека к профессии, прописанной в корочке диплома.

Так что мы уходим из мира газет. Но и он – этот мир, — просуществует недолго — ровно до конца повести.

 

Две девочки в плащах и беретах! Может, я узнаю вас в толпе средь тысяч новых лиц, заполнивших город! Видимо, я разгадал вашу загадку. И я верю, вы живы. И вы — здесь.

 

 

2. Возвращение

 

 

И вот, сквозь сумрак многих лет туман рассеивается…

Август после похолодания вновь стал летним и солнечным. Около магазина на широком проспекте стояли две девушки. Елена — в коротком светлом платье, а рядом с ней — девушка лет тридцати в синем платье с широким подолом. Выглядели они как и я, заметно моложе своих лет.

— Здравствуйте, меня зовут Елена. А ее Лиза.

— Очень приятно.

 

Что-то кольнуло меня, словно девушка намекала, что мы были когда-то знакомы. Настолько давно, что нет никакой гарантии за точность этого предположения — чуть ли не в детстве.

Лиза благосклонно улыбнувшись, сказала:

— Кажется, я вас тоже видела… когда-то давно, словно во сне, — она запнулась.

Я воскликнул:

— Вы Лиза Адамова! Помните 92-й год?

 

Мы присели на скамейку.

— А как же вы, — встрепенулся я. — Как вы пережили эпоху перемен? Как ваша мама? — спросил я Лизу. — Ведь она была журналистом… в апреле, когда я вас встретил.

— Мама работала в альманахе вне штата… Бывала не каждый день. Придя туда в мае, она узнала потрясающую новость! Вместо альманаха та же редакция решила выпускать газету нового формата: развлекательно-сенсационный еженедельник. Статьи просветительской направленности стали не нужны.

Елена добавила:

— Броские анонсы и заголовки часто не соответствовали содержанию: "В регионе родился монстр!" Но краткая новость сообщала о создании регионального ведомства. И прочее фуфло пошло вместо научно-популярных статей о загадках космоса и истории, по-настоящему интересных. Раньше до перестройки их давила цензура. Но демократическая революция незаметно провалилась, многое стали снова запрещать. Смысл было ломать прежнюю систему? Ведь и вход в Рынок оказался не для всех. И без "своих" людей туда лучше не соваться.

Недавно я перечитала одно из объявлений старой "Вечёрки": Продается трудовой коллектив проектного института… Иногда стоит верить своим глазам. Объявление в самом деле утверждало, что продается не здание института, не услуги коллектива — а сам коллектив!

Лиза отозвалась без тени улыбки:

— Бульварная газета размещала рекламу управленческих структур, толкавших с молотка государственные закрома…

А Елена весело прокомментировала:

— Так, летом 92-го года в сибирском городе воскресли из небытия газетные объявления о продаже рабов в Южных штатах или в нашей стране — крепостных крестьян.

Лиза говорила дальше:

— Наспех составленную рекламу дали управленческие структуры, приступившие к увлекательному делу "разгосударствления" — ускоренную приватизацию проводил комитет по имуществу. Он и был учредителем вскоре распавшегося "Вечернего Усть-Чунска", а также воскреснувшего на его пепле "Экстра-Сити".

— Вот в чем дело! — удивился я.

— Да, Вадим, — подтвердила Лиза, и ее лицо исказила гримаса давнего страдания. — В 92-м году, когда цены повышались в десятки и сотни раз за считанные месяцы, просто не было времени скопить деньги на недвижимость! Но кто-то все-равно раскупал госпредприятия. Административный ресурс дал им фору на десятилетия вперёд.

Лена, качнув темной челкой, жестко добавила:

— Эйфория от победы в спектакле под названием "августовский путч" продлилась недолго. Все роли были расписаны заранее, а более ненужных статистов выбросили за борт жизни. Коммунисты, моментально перекрасившись, сразу вернулись во власть — кое-где, правда, пустив в нее на время демократов. Женщины из бывшей демоппозиции, заехавшие в органы местного управления, продержались недолго. Но у нас был шанс.

Лицо Лизы омрачилось еще более:

— Лишь много лет спустя, когда я давно была взрослой, мама призналась: "Редактор меня приглашал в штат. Но я отказалась. Думала, газета скоро разорится". У нее была скромная ставка секретаря-методиста в институте, на электротехническом факультете.

— Бюджетники из вузов до сих пор получают смехотворные зарплаты, — добавил я.

— И про первый мексиканский сериал "Богатые тоже плачут" мама подготовила материал – с трудом выбив газету под залог в городской библиотеке. Сразу поставили в номер. Тогда можно было писать не только на местные темы.

Лена с жаром сказала:

— А сейчас всё не так. Из региональных газет мы никогда не узнаем, что творится в мире, какие открытия в науке. На странице юмора размещена рубрика для детей. Но почему-то никто странному соседству даже не удивляется.

— Странно, — смутилась Лиза, — Я тоже видела. Странно, что не слышно ни одной жалобы, что никто не возмущается! Невинные рисунки несчастных детей посвящены погоде – там же напечатан ее прогноз. Но чуть выше – грязные шутки! В том числе и крупным шрифтом, совсем рядом с детской полоской: пошлятина, которую и взрослым-то читать не по себе!

— Да и вообще, газетам больше нечем брать читателей, — вывела Лена. — Статей мало интересных, да и те — одни местные "новости" да смакование ничтожных происшествий в городе и окрестностях. Даже в девяностые было не так, газеты выходили заметно интересней.

— Но в целом политика масс-медиа ясна, — резюмировала Лиза, остудив энтузиазм Лены относительно дайджеста. — Исключительно местный материал от своих журналистов нужен, чтобы не мешать центральным газетам, чтобы провинциальные журналисты не повышали свою квалификацию…

— Чтобы бедолаги мариновались в местных новостях как в собственном соку, — печально согласилась Лена.

 

Лиза задумалась:

— Лишь пошлое и мерзкое становится объектом повышенного внимания, а следовательно — объектом поклонения. А всё подлинно возвышенное или просто познавательное — напрочь отвергается. До сенсации с крупным заголовком на первой странице они раздувают сообщения о бытовых убийствах и происшествиях: "Мальчик упал с 9-го этажа!", "Убил и сжег труп жены", "Водитель въехал в сельский дом".

— Но большой мир вокруг увлекателен! — воскликнул я. — За последние годы произошла череда удивительных открытий в мире науки и техники. Даже в общероссийской прессе — на фоне приевшихся скандалов с проворовавшимися чиновниками и выходками звезд шоу-бизнеса, — осталось незамеченным появление локомотива на новом виде газотурбинного двигателя. Он очень экономичен, и по топливу неприхотлив. Его будут внедрять на наших железных дорогах — уже решено!

Если же брать астрономию, то "географические новости" в рамках Солнечной системы удивят даже последнего барана! Например, Плутон перестали считать планетой и причислили к планетоидам, коих открыли немало… — запнулся я.

— Эрида еще есть, — подсказала Лена, — малая планета.

— Да, что-то читал, — вспомнил я. — Облако Оорта вокруг Солнечной системы, состоящее из планетоидов и мелких тел наподобие астероидов. И геном расшифровывают. А во Вселенной исследуют темную материю и энергию, ее структуру, скопления и сверхскопления галактик. Даже разглядели методом затемнения планеты у звезд – экзопланеты. Редко где пишут об этом.

— А вот это еще им аукнется, — добавила Лиза многозначительно, — реальность существует независимо от того, что кто-то закрывает на нее глаза; а, точнее, реальности существуют.

 

Придя домой, я понял, что Лена с самого детства (которое я успел застать тем далеким апрельским днем), живо интересовалась увлечениями своей тети Ирины. Девочка неосознанно желала (как и многие младшие подростки) походить на тех, кто немного старше ее возраста — и дружила со старшей кузиной. А тетя Ирина с дочерью Лизой была частой гостьей у своего брата.

Счастливое сочетание обстоятельств жизни: дочери брата и сестры Адамовых оказались близкого возраста. И с детских лет поддерживали дружбу. Вот почему двоюродные сестры выглядели так похоже! И наша встреча в апреле 92-го была неслучайной – в деловом центре на старинной улице, названной в честь бывшего каторжанина, героя Гражданской войны…

 

 

3. И растаяли звезды…

 

В тиши своей квартиры я долго раздумывал над нашей встречей, над сведениями, спустя более чем двадцать лет, поразившими меня.

В городских СМИ правят бал люди, которые из своих аскетических привычек (доставшихся, как видно, от доперестроичных времён) давят всё новое, подлинно интересное.

Пожелания и рекомендации для написания статей исполняются ими как жесткие правила (такая путаница всегда приводила к более чем недоразумениям: вспомним Кодекс Пиратов Карибского моря, чьи статьи — лишь рекомендации, а не законы).

Шаблонным окостенелым мышлением умертвили самую живую и динамичную отрасль человеческого творчества. Они выдавили всех истинно живых журналистов, ибо им нужны исполнительные зомби. Они лишь наловчались в слепой технике "делания" статей. Статей механистичных и обыденных, не выходящих за рамки узкого провинциального кругозора.

 

Но в 1992-м году настоящие люди стояли на пороге успеха…

Как же случилось, что те, кто мог более справедливо и мудро руководить на всех уровнях — так бездарно проиграли? И кому – бывшим номенклатурным работникам…

 

Но давайте снова о девушках.

У сестер Адамовых в отличие от многих мещан (которых подкупили относительным достатком) нет материальной возможности выехать за границу.

Хитрецы, прохиндеи или просто грубияны процветают на всех уровнях. Получается социальная пирамида наоборот — когда бывшие низы общества живут лучше людей более высоких по интеллекту и культуре. К примеру, как может охранник получать зарплату в несколько раз большую, чем специалист с высшим образованием из "охраняемого" им учреждения!

С этим тесно смыкается проблема "половой дискриминации наоборот" — вопреки устоявшемуся представлению, что мужчинам легче найти работу. На самом деле, большинству мужчин достается лишь тяжелая физическая работа. А должности секретарей, методистов и иже с ними, дают только девушкам и женщинам. Тем более, женщин среди начальников разных уровней не меньше полвины. Как писал Герман Вирт в 1917 году, в России победил матриархат. Он этому радовался. Но стоит ли ждать чего-то хорошего от одного из теоретиков мистического учения в Германии, породившего нацизм…

Печальные последствия засилья женщин на партикулярных местах с канцелярской работой сказываются до сих пор. Господствует заблуждение, что мужчины не справляются с бумажной монотонной работой. Видимо, недостаток знаний — пожалуй даже не истории, а элементарной логики — не позволяет таким людям понять, что всю "бумажную" работу на протяжении веков придумали и совершенствовали только мужчины. И вот менее ста лет назад на одной шестой части света женщины отобрали "канцелярию" у мужчин, вытеснив последних на тяжелый малоквалифицированный труд.

"Славные подруги" загнали нас в болота и считают всех мужчин за грубых мужланов, неспособных к точной интеллектуальной работе.

Отмена НЭПа — не просто катастрофа собственников. И не только катастрофа потребителей (когда из магазинов разом исчезли нужные людям товары). Возрожденный капитализм в рамках плановой экономики был спасением от сатанинского матриархата (ибо германские нацисты известны отходом от христианства и обращением к языческим древнегерманским богам). Параноик Сталин погубил Советскую Россию, задушив НЭП, при котором в лавках как до революции работали приказчики. В итоге, услужливых продавцов частного бизнеса заменили продавщицы с их знаменитым советским магазинным хамством…

 

 

4. Отблески уходящего лета

 

В начале сентября сестры ожидали меня у входа в супермаркет.

После обеда солнце стало пригревать совсем по-летнему. И две мои знакомые опять пришли в платьях: бежевое было на Елене и темно-синее — на Лизе — девушки словно явились прямиком из прошлого.

Лиза задумчиво говорила, смотря вдаль, на темные холмы, покрытые сосновым лесом:

— И творить по их указке, значит самому притворяться человеком с отставанием в развитии, становясь учителем и проповедником для неполноценнной аудитории с дефицитом общей культуры. Ибо СМИ в России играет роль проповедников и философов, как сказали в одной радиопередаче в 2001 году…

Лиза задумчиво говорила, смотря вдаль, на темные холмы, покрытые сосновым лесом:

— Положение доведено до крайности. Этот капремонт в рассрочку добавился к прочим тратам… А счетчики по воде и теплу не везде установлены; опять же, рассрочка за их установку.

А я не отступал от сути дела, ради которого мы встретились:

Лиза печально смотрела на меня, поправила синий подол платья на коленях и сказала:

— Надо привлекать общественное внимание. Не во всех газетах и не так часто пишут о грабительских тарифах за коммунальные услуги. Надо бить в колокола! Хотя риск весьма велик…

 

Я огляделся. Длинные тени легли на проспект. По-летнему теплый, даже жаркий сентябрьский день, обычный для сухой дальневосточной осени, клонился к вечеру. Лиза подумала об этом же и дала напоследок совет:

— Будь внимателен. Если что, лучше сразу переезжай в Тасеевск или Нижнеонск!

Лена ответила за меня:

— Лиза, не преувеличивай, — и, посмотрев на меня, добавила. — Нам пора…

Поднимаясь со скамейки, она одернула короткий подол бежевого платья. Следом встала Лиза — девушки явно прощались мной.

Немного помедлив, Лиза сказала:

— Мы ушли уже давно. А ты остаешься. Такие как ты — проводники высоких идей. Ты остаешься за нас… в этом мире.

 

Пройдя по проспекту около ста метров, я порывисто оглянулся. Сентябрьское солнце светило неярко. Такими я и запомнил их: под еще зеленой листвой тополей — силуэты двух девушек в синем и светлом платьях — словно последний привет из далекого детства.

 

Кем были эти необыкновенные девушки? Но я видел их, видел!

Потому что где-то все также греет сквозь серые тучи нежаркое солнце апреля. И медленно, медленно тянется время. Время нашего детства, пусть до его окончания остается совсем немного.

Я иду в сером свете улиц города. До улицы Ленина, затем по Кирова — вдоль площади Революции пятого года. И снова поворот — на Коммунистическую улицу, а оттуда — к детскому крылу поликлиники, выходящему торцом на дорогу. Получается квадрат вокруг старых каменных и деревянных домов дореволюционной постройки.

Выхожу к тому же месту на улице Котовского, откуда тронулся в свою небольшую прогулку, не зная как скоротать время в долгом ожидании в очереди. И снова вижу двух девочек. В тех же плащах… И всё еще стоит апрель девяносто второго.

Наша история станет новой легендой. И спасет юные души и сердца, и не только наши.

 

5. Инспектор Тосс

 

Еще одним штрихом, проливающим свет на провинциальные тайны таежного городка, может стать история, услышанная в одном весьма милом уголке города, которому следует сейчас дать более подробное описание…

На площадке в начале улицы имени женщины-космонавта, всегда было много зелени. Летом памятник скрывает листва вязов, высаженных более тридцати лет назад, возможно, еще в те времена, когда на улице Савицкой построили кинотеатр и высадили вдоль бульвара зеленые кусты.

Неподалеку отсюда — развилка от улицы, названной в честь революционера, погибшего в топке паровоза...

В прежние времена особо не акцентировали, что не был Лазо большевиком (и так и не успел им стать). Командир отряда красных состоял в партии левых эсеров. По другим сведениям, герой Гражданской войны на Дальнем Востоке был эсером-интернационалистом…

 

Однажды вечером я поднимался сквозь синие дали к сияющим во мраке постаментам — уже зажглись фонари…

Вокруг — ни души. Лишь одного человека довелось увидеть: молодой мужчина чуть старше меня стоял на бетонных плитах в светлой почти белой рубашке и черных брюках.

Одет легко, — подумал я. — Даже несколько легкомысленно для вечера в середине сентября, пусть днем было тепло как летом. Впрочем, в последние годы таких оптимистов касаемо погоды на наших улицах стало немало.

 

Незнакомец познакомил меня со своей работой. Точнее рассказал, зачем она нужна. Но перед этим поведал механику (если можно так выразиться) перемещений из мира в мир таких людей как он или Лиза с Леной.

— Понимаешь, Вадим, — говорил он со строгостью в голосе, несмотря на явное ко мне расположение, — мы можем являться к вам из Тонкого мира. Но по факту, мы такие же люди как вы, — убеждал он меня далее. — Даже можем устроиться на работу в вашем городе.

Наконец, незнакомец отошел от фонарей в тень и присел на деревянную скамейку без спинки.

— И такого рода служба — говорил он, — проверяет торговые центры, не отходя от кабинета менеджеров и администратора. Я получил право инспектировать все отделы, — здесь он запнулся и, улыбнувшись, наконец-то представился: — Инспектор Тосс, к вашим услугам.

Итак, руководство торгового центра нанимают службу сервиса — то есть нас — для работы с арендаторами торговых площадей, для решения всяких хозяйственных вопросов. Аналоги есть и в других сферах жизни города. Например, в сфере услуг. Есть сервисные организации, которые выкупают право организовывать уборку подъездов. А наша частная инспекция "привязалась" к торговому центру в самом центре города. Мы сделали им предложение, на которое, — Тосс замялся, — администрации центра "Спейси" пришлось согласиться.

"А я… я-то зачем вам? — билась в голове мысль. — Причем тут я?"

— А вы не причем, — резюмировал Тосс.

Коротко кивнув головой на прощание, он повернулся и зашагал в синий сумрак.

 

Разговор длился от силы десять минут. Но уже порядком стемнело.

Я спускался по каменным ступеням в противоположную от Тосса сторону.

А Лиза и Лена – как они? — металась мысль.

Перескочив освещенную площадку, я спрыгнул в темноту и помчался наугад. Мешали ветви черных во тьме кустов, от которых я едва уворачивался, и маленькие кустики хлестали по ногам…

"В темноте его белая рубашка хорошо заметна, — надеялся я. — Он что-то должен… должен знать о том, куда исчезли Лиза и Лена!".

Инспектора Тосса и след простыл.

Прекратив бесплодную погоню, я задумался. И нащупал в кармане визитную карточку, которую машинально засунул туда во время разговора…

 

* * *

 

Какая сфера общества первой подлежит переустройству?

Непроизводственная, эфемерная на первый взгляд, называемая Четвертой властью. Она направляет мысли людей, задаёт тон, во многом определяет их настроение и восприятие жизни. Влияет на мироощущение и даже формирует мировоззрение.

Массы людей легко внушаемы, не исключая людей с высшим образованием. Но сейчас это на руку незримому инспектору. И нашим планам по мягкой смене руководства масс-медиа.

Перемещения в сфере управления изданиями привели к смене Четвертой власти в городе. На протяжении считанных месяцев случились пусть и неожиданные, но на первый взгляд мало что меняющие перестановки на уровне высшего менеджмента ряда солидных проектов.

Изменение информационной политики частных изданий растянется на долгие годы.

Хватит халтурить и плодить деградантов, потворствуя их узколобым интересам. Хватит учредителям диктовать формат каждой полосы в погоне за мнимым рейтингом, который, тем не менее, всё ниже и ниже. Из года в год однотипные газетные материалы выжимаются из скучного провинциального воздуха и тусклых мыслей, неразвитых еще с самого их детства — неначитанного и пустого…

 

 

В сибирской тайге затерялся наш город детства. И не ищите его, не найдёте. Потому что Газетный город более всего походит на детскую игру, где все декорации и макеты домов сделаны из газетной бумаги.

Чуть пойдёт "дождь" — и город размокнет…

Вроде солидные структуры, но места в них занимают не настоящие люди и работают они "ненастояще". Нерентабельность душит прессу города — прессу убогую, рассчитанную на индивидов с ограниченным кругозором, поглощающих только местные новости и происшествия, — прессу, идущую на дно, но не решающуюся публиковать материалы о непознанном, НЛО, загадках Земли и прочую свободную тематику.

И когда-нибудь город перестанет быть газетным. И придет настоящий день.

 

* * *

 

Но теперь мы спасаем Город, застрявший между горных хребтов в древнем темени Азии. Да, именно так – теменем Азии – назвал южносибирские горы знаменитый академик Обручев.

Когда-то здесь плескался океан — от Алтая до нынешнего Охотского моря. Но тектонические плиты сдвигались, океан превращался в Ангарское море, пока темя континента окончательно не срослось и не сложилась единая Евразия.

На юге Сибири остались горные системы как напоминание бурного геологического прошлого. Алтае-Саянское нагорье с еще недавно огнедышащими вулканами Обручева и Кропоткина – поистине темя Азии!

 

Горы мешают жить людям: строить дома, заниматься хозяйством.

Поэтому Город живет благодаря долинам – люди издавна селились вдоль речных долин или низменностей между гор – падей. А все эти пади тоже когда-то были реками. Вот и ручей Байдонов – в прошлом бурный горный поток — прорубил долину – Байдонову падь.

От прошлой тектонической деятельности осталось море песка – бывшее ложе моря. Водоем давно высох, но вся восточная половина города до сих пор утопает в песках. С этим мы уже ничего поделать не можем…

 

А ведь Города могло и не быть – в его нынешнем виде с полумиллионым населением. В середине ХХ века архитекторы-планировщики признали, что весь Заудинский район лежит в области зыбучих песок, так что строить там нельзя. Но один молодой архитектор доказал обратное: пески обычные, угрозы обрушения домов нет.

Так и появились панельные пятиэтажки – там, где тротуары заметает барханами песка, а частые ветра вздымают тучи пыли. Построенные на живую нитку, бетонные кварталы покоятся на песке...