Литературный конкурс-семинар Креатив
Креатив 17 - «Ф.А.К.» или «Быть или не быть»

Dia - Театр заходящего солнца

Dia - Театр заходящего солнца

Объявление:

   
 
Рассвет выходного дня я по обыкновению встречал на крыше многоэтажки, любуясь открывающимся видом на городской порт порт. Августовские утра уже дышали прохладой, и становилось зябко из-за ветра, от которого здесь почти не спрятаться. Часы ратуши показывали шесть. Свои я оставил дома вместе со всеми средствами коммуникации. Разумные мира сего посчитали бы это такой же глупостью, как выйти на улицу голым, но для меня избавление от гаджетов казалось высшим наслаждением.  Я сравнивал себя с воздушным шаром, скинувшим лишний груз ради подъёма в небо.
Ожидание затягивалось. Я нервно ходил из стороны в сторону, разглядывая окна строящегося напротив бизнес-центра, залитые жидким металлом солнечных лучей. Снова сверился со временем — минутная стрелка сдвинулась всего на три деления. Ладони предательски потели, а сердце после подъема по лестнице никак не возвращалось к прежнему ритму. Я нервничал, гадая, придет ли сегодня Джена, но находил волнение приятным: очень немногие могли переживать из-за таких мелочей. Иногда просто необходимо снять маску "нормального" и дать волю эмоциям, иначе они повалят, как раскаленная лава из вулкана.     
Джена подошла незаметно. За два года мне ни разу не удалось почувствовать её приближение. Может, дело в шуме, творившемся внизу, в жерле просыпающегося города, а может, в её поистине воровской тихой поступи.
— Привет, Эс! — звонкий голос ударил меня в спину вместе с принесшей его волной холодного воздуха.
Я обернулся, с трудом сдерживая улыбку, и приветственно кивнул, не вынимая рук из рукавов спортивной куртки.  Джена шла ко мне, перескакивая через мусор и кучу битого стекла. Видеть её уже означало отличное начало дня.
— Ты все ещё псих? — выдала она коронное приветствие, широко улыбаясь.
— А ты решила сломать вакцинированную психику Бартона? — сказал я, взъерошив её по-мальчишески короткие волосы, на этот раз ярко-синие. — Он же с ума сойдет, так часто менять показания твоего фоторобота.
— Меня утомляет один и тот же цвет, а теперь я почти как та актриса из трагедии… не помню название. Там ещё была куча синих роз, а в финальной сцене она лежала в воде.
— Ты про "Лунную ночь"? Хорошая постановка, но для утопленницы на тебе маловато штукатурки, да и платья белого не хватает.
— О, я всегда могу обмазаться голубиным помётом и завернуться в флаг Дома Советов, — с важным видом заявила Джена, прыгая на парапет и прогуливаясь по самому краю, расставив руки как канатоходец.
Обычная беседа необычных людей. Если быть точнее — психов. По словам Джены, это название скоро станет официальным, и я с ней согласен.
— Как там твоя матушка? Не собирается снять для тебя уютную комнату с мягкими стенами в ближайшей психушке? — Джена сделала ласточку, приставила руку козырьком и долго любовалась алым порезом раненного на востоке неба, словно и не ждала ответа.
— Она в добром здравии, — сказал я без особого желания.
— Все ещё повторяет, что тебе не поздно? — Джена привстала на носочки, убирая закрывающую лоб чёлку, и вдруг сделалась серьёзной до комизма. — Смотри, Эс, конец третьего десятка — это тебе не шутки. Скоро потеряешь пропуск в мир нормальных.
Её ноги в полосатых гольфах выглядели болезненно худыми, из-под шорт выглядывали острые коленки. Очередной порыв ветра натянул мешковатую футболку цвета хаки, и мне показалось, что я увидел выступающие ребра под небольшими округлостями грудей. Джена проследила за моим взглядом, и я сконфуженно отвернулся, буркнув:
— Они все это повторяют.
Мы виделись на этой крыше уже года два, а я до сих пор не знал ничего, кроме имени Джены, да и то наверняка выдуманного. В нашу первую встречу ей на вид было лет семнадцать, и теперь она выглядела ничуть не старше. Всё те же острые скулы, тонкие, вечно искусанные губы и глаза, похожие на два маленьких солнечных затмения, с расходящимися от зрачков желтыми ободками на фоне голубых радужек.
Джена не менялась, и я иной раз фантазировал, уж не андроид ли она. А может, чей-нибудь клон с геном замедленного старения. Мне нравился сам факт наличия загадки. Сколько ни возникало предположений о её прошлом и настоящем, я ни в одном не был уверен и оставался в вечном поиске, как моряк посреди океана, не ведающий, в какой стороне искать сушу.
— Когда тебе стукнет тридцать, я официально посвящу тебя в ряды психов, — пообещала Джена, добродушно хлопнув меня по плечу.
Мне показалось, её ладонь задержалась немного дольше, чем следовало, и я почувствовал, как внутри поднимается волна жара.
— Что ты принёс сегодня? — Джена шагала по крыше, заложив руки за спину и пиная стеклышко носком потёртого кеда.
— Немного шоколадного масла, тосты и кофе, — сказал я, подходя к деревянному ящику, на котором оставил пакет с едой. — А ты?
Джена на минуту скрылась за шпилями старинных антенн, напоминавших выстроенный из спиц готический замок, и появилась снова, держа в одной руке баночку варенья, а в другой горчицу. Я понятия не имел, где она их раздобыла — нашла на свалке просроченных продуктов, стянула из чьей-нибудь кухни или украла в магазине, но мне и не хотелось знать.
За едой Джена рассказывала обо всём сразу и в то же время ни о чём. Я мог слушать её болтовню, похожую на птичий щебет, вечно, но наши встречи никогда не затягивались. Джена срывалась и убегала в одни только ей ведомые городские дебри, а я, получив глоток иллюзорной свободы, спускался в тюрьму социума, снова цеплял на себя гаджеты и притворялся одним из "нормальных".
Мне часто хотелось перенять её образ жизни. Безрассудный, опасный, но я был воспитан обычным миром и слишком прирос к нему, чтобы мне хватило смелости порвать с прошлым. Джена могла питаться чем попало, одеваться в ношеную одежду, спать в местах, которыми животные и те брезговали, но она никогда бы не променяла эту жизнь на монотонность клерковской работы, деловой костюм и дежурные улыбки.
Джена любила адреналин, которого лишены привитые от излишних эмоций девяносто процентов населения. Такие как мы, отказавшиеся от вакцинации, встречались редко и старались ничем себя не выдавать. Мне оставалось ещё несколько месяцев до крайнего срока, после которого процедуру уже не проводили, потому вся семья, друзья и рабочий коллектив продолжали твердить, что мне пора остепениться и вернуть Мэрин.
Мэрин — моя невеста и причина, по которой я впервые оказался на этой заброшенной двадцатипятиэтажке. Когда она поставила меня перед выбором — вакцинация или расставание, объяснив это тем, что детородный возраст проходит, а она не может связать жизнь с неуравновешенным мужчиной, я молча собрал вещи и ушёл из квартиры, которую мы снимали вместе почти три года. Не знаю даже, любила ли она меня. Наверное, любила, пока не проторчала неделю в медицинском центре. Возможно, и после любила, правда, это было почти не заметно. После процедуры эмоции Мэрин выцвели, став незначительными, как слова, заключённые в скобки, а сдержанные улыбки начали походить на сотни улыбок других женщин.
Поднимаясь по лестнице, ведущей на крышу, я, разумеется, и не думал кончать с жизнью. Просто хотел немного побыть в одиночестве, но эта обитель ветра уже тогда была владениями Джены. Только благодаря ей я до сих пор не сломался под напором всесторонних уговоров и не слился с серой массой.
Вакцинация всё ещё была добровольной, но правительство ощутимо давило на тех, кто не спешил принимать его религию. Инакомыслящих не искореняли, как в дремучие времена, огнем и мечом, но для становления на путь истинный поводов было не мало. Взять хоть работу. На большинство должностей "психов" попросту не принимали, приписывая в строке отказа штампованное — "уязвимая нервная система" или "эмоциональная неустойчивость". Благо, моя профессия предполагала больше связей с роботами и компьютерами, чем с живыми людьми, и на дискриминацию я не жаловался.
В уравновешенной психике было, конечно, много хорошего. Привитые люди толком не испытывали гнев и даже в самых экстремальных ситуациях отделывались испугом, они не чувствовали сильной боли и порой мало отличались от овощей. Эдакие носители тихой радости, жаль, что и безумно счастливыми при таком раскладе быть не удавалось. Количество преступлений сократилось до минимума, перестали происходить аварии, виной которых раньше становился человеческий фактор. Благодаря чудо-микстуре на организм не действовали ни наркотики, ни алкоголь. Все жили тихим, послушным стадом, где паршивых овец, вроде меня и Джены, осталось слишком мало, и власти могли не опасаться народных восстаний. Для общества создавались идеальные условия, как в инкубаторе, но я оказался в числе ненормальных, которых не устраивала стерильная, лишённая полноценных чувств жизнь. Мир ещё до моего рождения был превращен в монотонный муравейник, может, поэтому мне всегда нравились грубые и до пошлого шумные старые фильмы.
Джена вдруг напряглась и резко обернулась.
— Так, Эс, — быстро сказала она, закидывая остатки завтрака в рюкзак, — тут кто-то есть.
Я подскочил без лишних слов. Через пару мгновений мы уже были у дальнего от выхода на крышу строения и прятались, прислонившись к холодной оштукатуренной поверхности. Стена оказалась узкой, мы стояли вплотную, и я чувствовал дрожь Джены то ли от волнения, то ли от холода.
— Глянь, есть там кто?
— Да чо ей тут делать, один мусор.
Голоса явно принадлежали малолетнему сброду. Я взглянул на Джену, не скрывая раздражения, она поднял глаза и приставила палец к губам, призывая молчать. Я кивнул в сторону железного штыря, намекая, что мог бы припугнуть нежданных гостей, но она крепко сжала мою руку и помотала головой. До разборок с сопляками дело так и не дошло. Они скоро ушли, а мы ещё какое-то время стояли, прижавшись к стене укрытия, как в каком-нибудь дешёвом спектакле. Джена, наконец, расслабилась и, выглянув из-за угла, весело сообщила:
— Вот же паршивцы. Нашли моё местечко. Теперь так и будут тут ошиваться. Придётся искать новое.
— Дело рук Бартона? — Я внутренне напрягся. — Подкупает беспризорников, чтобы следили за тобой? Я могу разобраться, если хочешь.
— О, да это просто мои фанаты, — Джена беззаботно улыбнулась и закинула рюкзак на плечо.
— Бывай, Эс. Дарю это убежище тебе в честь будущего тридцатилетия.
Она развернулась и зашагала прочь.
— Ты серьёзно будешь искать новое? — Я догнал её. — Тогда нужно как-то созвониться, чтоб я мог тебя найти.
— Найти? Зачем? — Она, казалось, искренне удивилась.
— Что значит зачем? — Я начинал злиться, щеки вспыхнули от прилившей к лицу крови. — Уйдешь и сделаешь вид, что мы не знакомы?
— О-о, Эс, — Джена рассмеялась. — Да ты болен! И имя твоей болезни — зависимость. — Она ткнула меня пальцем в грудь. — Дай я тебе кое-что объясню. Зависимость бывает трёх видов: от привычек, от вещей и от людей. И если с первыми двумя ещё можно как-то справиться, то от последней риск помереть выше всего.
Я почувствовал дрожь в теле. Сердце стучало как бешеное, словно хотело совершить все отмеренные жизнью удары за минуту.
— Давай оставлю свои координаты,  мой голос охрип,  может, тебе понадобится помощь или…
— Эс! — воскликнула Джена с неприкрытым раздражением. — Я не твоя подружка. Сама о себе позабочусь.
Она перепрыгнула через блоки, начинённые арматурой, и скрылась в проеме, ведущем на лестницу. Я пнул стоявший рядом ящик и чертыхнулся. Иногда казалось, что проще создать новое измерение и столкнуть две планеты, чем понять, что на уме у этой ненормальной.
***
Джена соскользнула вниз по перилам и притаилась за кучей металлолома, в свое время бывшей приличным автомобилем. Лёгкие взрывались болью, в горле саднило, сердце стучало по рёбрам как отбойный молоток. Она зря выбрала городские трущобы. Здесь почти не устанавливали камер, но, похоже, ищейки пользовались инфракрасными безделушками. Шум освещённых улиц почти не достигал закоулка. Джена напряжённо вслушивалась в тишину, но не различала звука шагов или автомобилей. Она отряхнулась, боясь, что на одежде мог оказаться жучок в виде волоса, потом и вовсе сняла куртку. Хвост наверняка прицепил к ней Бартон — до отвращения педантичный глава шестого района, которому Джена однажды перешла дорогу. От него можно ожидать чего угодно: исправительных работ, заключения или шприца с микробактериями, уничтожающими плоть за несколько минут.    
Джена осторожно вышла из укрытия и быстрым шагом пошла мимо мусорных баков. Впереди под аркой возник мужской силуэт. Она попятилась и бросилась прочь. Прохожие не гуляют среди ночи по таким местам. Кеды промокли от луж, оставленных недавним дождем, холодный воздух обжигал легкие. Джена свернула в короткий узкий проулок. Нужно было добраться до жилого района и затеряться в толпе. В голове шумело и бежать становилось все труднее. Окончательно выдохнувшись, Джена прижалась к стене и замерла. Она ни разу не обернулась, но погони слышно не было. 
Глаза предательски слезились. Джена раздражённо вытерла их и только сейчас заметила, как саднит ладонь, в которой застряли крошечные осколки битого стекла.
— У него ничего нет,  шепнула она самой себе.  У него ничего нет на меня. Я не попадалась. Ни разу не попадалась.
 Вдалеке послышались шаги. Джена  вздрогнула и вгляделась в полумрак проулка. Человек вышел из-за угла, но не свернул в ее сторону, а пошел прямо. Джена судорожно вздохнула. Выждав минуту, она на негнущихся ногах направилась в сторону горящих на небоскрёбах неоновых вывесок и ратуши, часы которой били три часа ночи. Она прошла пару метров, когда выпущенная откуда-то сзади пуля впилась в шею и проникла под кожу, прежде чем Джена сумела это почувствовать. Парализатор подействовал мгновенно. Она рухнула на землю, потеряв способность даже моргать.
— Джена Маейр, — сказал оказавшийся андроидом ищейка, подойдя к ней вплотную. — Вынужден сообщить, что вы не прошли обязательную вакцинацию. Профессор Ост настаивает на вашем немедленном появлении.
Он закрыл её начавшие гореть от сухости глаза, и темнота стала кромешной.
 
***
 
Огромный экран потух и свернул изображение, оставив только светящуюся в темноте голограмму разноцветных рыб. Полупрозрачные тельца плавали между водорослями внутри невидимого аквариума. Пузыри лопались, прикасаясь к иголкам кактуса, шапка которого выглядывала из горшка как верхушка миндального мороженого из стаканчика. Домашний робот собирал раскиданные по полу пивные банки и солёные пластинки, вкус которых менялся в зависимости от предпочтения потребителя. Мне они всегда напоминали кальмаров или сушёную рыбу.
Я просмотрел почту и последние новости, оценил парочку ещё не вышедших в продажу гаджетов и заранее сгенерировал соответствующий завтрашней погоде гардероб. Сигнал оповестил о новом сообщении, я коснулся виска, включая только что закрытый компьютер, и опешил. "Пользователь не определен". Да черта с два! Это с моей-то системой отслеживания! Я нахмурился и перешёл в полный режим. Рыбки пропали, меня окончательно поглотил мир кодов и виртуальных соединений. В сообщении значилось всего одно слово "вызов", и это не могло не задеть.
Отправитель умудрился так тщательно уничтожить следы, что даже моих навыков программиста едва хватало, чтобы обнаружить остатки данных, соскобленных с памяти связующих систем. Наконец я обнаружил брешь и загорелся небывалым азартом, а через пару минут поддел отправителя и вышел на след. Ещё один шифр, и он у меня на крючке! Я взломал код и уже приготовился к победному ликованию, когда вдруг виски пронзила резкая боль. Я охнул от удивления и не сразу пришел в себя. В глазах всё поплыло, в ушах зашипело, и в следующую секунду в объёмном пространстве моей внутренней информационной системы красным по-чёрному всплыла надпись — "Ваша система взломана"
Он подловил меня! Раззадорил, чтобы ослабить бдительность и запустить взломщика, а я поддался. Вот же идиот! Я пнул попавшего под горячую руку робота, тот быстро восстановил равновесие и продолжил сортировать разбросанные под кроватью носки.
Я посмотрел на рыб, немного успокоился и снова нажал на датчик у виска. Надо бы отправить в министерство отчёт о взломе и попытаться вернуть контроль над архивами, пока взломщик не взял от моего имени с десяток кредитов. Когда я с опаской включил компьютер, трёхмерное пространство теперь неподвластного мне мира выдало новое сообщение. В нём значилось: "Привет, Эс. Если ты все еще псих, жду тебя на нашем месте в десять вечера".
Такого я не ожидал и рассмеялся находчивости Джены. Вот почему она не стала брать мои контакты. Это идеальный способ передать послание, которое не могла перехватить ни одна система.
Я прибыл на место встречи минут через сорок с пакетом свежеиспеченных мясных пирожков и большой бутылкой сока. Если подумать, мы никогда вместе не ужинали. Когда я забрался наверх, перепрыгивая через две ступеньки, Джена уже любовалась закатом. На ней было легкое белое платье до колен, перехваченное синим поясом, совсем как у актрисы из "Лунной ночи".
— Привет, Эс. Ты все еще псих? — спросила она, улыбаясь.
— Как видишь, — ответил я, пытаясь отдышаться. — Припёрся по первому зову собственного взломщика, ещё и еды принес. Самый настоящий псих. А что это с твоим видом? Решила притвориться нормальной, или это очередной способ свести с ума Бартона?
Я зря язвил, платье ей очень шло.
— Вот блин, ты серьёзно? Думала, тебе понравится. Не дешёвое, между прочим!
— Неужто купила?
— Представь себе.
— Ладно, не злись, я просто не ожидал, что ты вдруг станешь похожа на девушку.
— О, заткнись, Эс, это явно не то, что я хочу сегодня услышать.
Она пихнула меня в бок и запрыгнула на парапет, привычно заложив руки за спину. Тонкий профиль Джены тонул в лучах закатного солнца, я стоял и смотрел на неё, чувствуя себя полным идиотом. Джена вздохнула, потом развернулась ко мне и сказала:
— Ты когда-нибудь думал о будущем, Эс?
— Не дальше завтрашнего дня, — соврал я, протягивая ей пакет.
Джена взяла пирожок, с удовольствием грея об него замерзшие ладони, села на кусок картона и прижалась ко мне. Я молча накинул на неё куртку. Сердце отбивало чечетку, ладони снова вспотели. 
— Я теперь тоже не думаю. — Она задумчиво болтала ногами в старых кедах. — Знаешь, Эс, если честно, я тебе завидую. У тебя есть выбор. Вот нас, приютских, никто не спрашивает, вакцинируют всех поголовно, как только стукнет шестнадцать, — и добро пожаловать в жизнь городских низов. Получаешь направление на работу в какой-нибудь забегаловке и пашешь там, пока не загнёшься. А из меня вышла бы неплохая актриса.
Она соскочила, оставив куртку на ящике, где мы сидели, и снова поднялась на парапет.
— Так ты сбежала из приюта? — спросил я, стараясь скрыть волнение.
— Унесла оттуда ноги за год до процедур вместе с четырьмя ребятами. Недавно видела их на стройке. Выглядели ужасно, но не жаловались. На что им теперь жаловаться…
— Их поймали?
— Одного меньше через месяц, остальных позже. Раэн продержался со мной почти год, но потом и до него добрались. Не город, а одна большая секта, согласись.
Я помрачнел.
— Бартон не успокоится, пока не достанет тебя?
— Он уже достал. — Джена повернулась ко мне спиной. — Вчера Оуэн, наш приютский доктор-шизофреник, влил в меня эту дрянь. Я сбежала из реабилитационного центра. Хотела увидеться с тобой, прежде чем она начнет действовать.
Я почувствовал, как сердце пропустило удар. Джена грустно улыбнулась, посмотрев на меня, и вытерла покрасневшие глаза.
— Ну вот, скоро у меня не будет причин плакать, — сказала она. — А пока давай представим, что я играю для тебя "Лунную ночь". Уж лучше сольюсь с серой массой бетона, прежде чем вакцина сольёт меня с людской, — она нервно усмехнулась и добавила: — Только не смотри потом вниз, Эс. Запомни меня красивой.
Джена расставила руки и, прежде чем я успел среагировать, сорвалась с крыши. Я закричал, бросившись к ней, но когда подбежал к краю, увидел только маленькую белую фигурку, распростёртую на тёмном, мокром после дождя асфальте. 
Осознание приходило медленно, я чувствовал, как что-то внутри обрывается и заполняется холодной болезненной пустотой. Мир за секунду съежился до стука сердца в собственной груди.
Храбрости уйти вслед за Дженой мне не хватило, а забыть её я не мог, и через неделю, не найдя покоя в алкоголе, отправился в медицинский центр. То, чего я так избегал, по злой иронии стало моим спасением. Лучшего лекарства от душевных ран кроме вакцины ещё не придумали.
Прощай, Джена. Добро пожаловать в мир нормальных.
 
 
 

Авторский комментарий:
Тема для обсуждения работы
Архив
Заметки: - -

Литкреатив © 2008-2024. Материалы сайта могут содержать контент не предназначенный для детей до 18 лет.

   Яндекс цитирования