Пограничная застава не впечатляла
размерами. Сразу видно – не богатыри отнюдь в ней живут. Я подошел к избе,
стукнул в дверь. Тут же заскрипели ставни, из окна выглянул усатый стражник. От
богатыря – только раскидистые щеки эпохальных размеров.
– Чаво надо? – вопросили щеки
невесть каким местом.
– Взять у меня пропуск надо, –
отвечаю, – посмотреть внимательно, не упуская ни одной детальки надо. Затем
глянуть на меня подозрительно – надо. А пропустить в Красногород – и вовсе
обязательно.
Окошко захлопнулось, а дверь
наоборот – распахнулась. Видать, не может быть открытым в избушке пограничной
более одного проема.
– Брысь с крыльца! – неласково
проговорил Щеколиц, выходя на порог.За ним вышло подкрепление – все равны как
на подбор, ровно два богатыря.
– К стеночке встань.
Я послушно встал, положил руки на
шлифованные бревна
– Ну-кась, обыщите его!
Бойцы принялись за дело вытащили
пропуск, курево, верный кинжал и шмат лосинного сала с краюхой хлеба. За снедь
я беспокоился больше всего, глядя искоса на Щекастика.
– Командир, это... глянь! – доложил
по форме один из бойцов.
– Что там?
– Пропуск в Красногород, – подсказал
я.
– Стой-не-рыпайся! – рявкнул Щекун и
взял бумагу в руки. Долго вертел ее, смотрел на печать, охал, вздыхал, потом
недовольно произнес:
– Верните ему все. А ты... заходи в
дом, оформлять будем.
Оформление, конечно, затянулось.
Начальнику пограничной стражи не терпелось узнать, за какой надобностью я лезу
в закрытый город, кто меня туда послал, и как такому обормоту достался
государев пропуск.
– Признайся, украл же! – допытывался
он, поигрывая палицей.
– Украл, конечно, – кивал я, – и
подпись государеву подделал. И печать государеву, и оттиск с моим именем от
самого воеводы столичного.
И скрипел зубами начальник заставы,
потому как если грамоту государеву спереть еще можно, то оттиск точно не
подделать.
– Что ж... – по всему было видно,
что до самой до грыжи ему хочется упечь меня в острог и послать запрос в
столицу. Но…на красногородскую-то заставу посылают не за большие заслуги. В
Тьмутаракань вообще шлют тех, кто провинился так, что ниже падать и некуда. А
на красногородскую – тех, кто проштрафился в Тьмутаракани.
– Волчья сыть! – хлопнул наконец по
столу Щекун.
Пусть вольчья делает, что хочет. А
мне идти нужно, поэтому я промолчал.
– Катись ты в свой
Красногород! Но в обратку лучше другой дорогой ступай, здесь тебя видеть не
хочу боле.
Ну серьезно: что на такое ответишь,
а? Язык показать – по морде дадут. По морде дать – язык отрежут. Не хочет, и не
надо…
Бойцы вернули вещи, оружие и даже
еду, а я, признаться, уж и не чаял. Под бдительным надзором провели меня через
избушку заставную и вывели с другой стороны.
Дверь за спиной задорно лязгнула.
Поелику одному в поле воевать – идея плохая, я сориентировался по солнцу и
поспешил вперед. И саженей через сто угодил в знаменитый красногородский
гибельный туман.
Во время Великой войны стая драконов
дралась над городом и чуть не сравняла его с землей. Множество драконьих тел
упало, обливаясь ядовитой кровью, на землю. И, как у мертвых водится, загнивать
стали. От миазмов да испарений удалось избавиться – местные колдуны вытеснили
туман из города. Почистили его, как смогли, но развеять облако совсем не вышло.
Так что и поныне дальние окраины застилает дымка.
О, что это за туман! Серые клубы с
желтоватым отливом бесконечно хороводом кружатся вокруг путника без всякого
ветра! Один бурун – баба Яга, и все тут. Нога костяная, платок на носатой
голове. А другой – выплюнутый тролль, в шлеме, и рука с бревно толщиной. Ну
точно – вот он поднял клешню и почесал промеж ушей, как настоящий
Опачки – он и есть настоящий! Я
присел и шарахнулся в сторону. Рука нырнула к поясу и вырвала из ножен клинок.
Ступая как можно тише, я двинулся назад, затем слегка вправо, стремясь обойти
чудище. Не так страшен туман, как его жители. Не хотелось бы, чтоб моя охота на
иврита кончилась, едва начавшись.
Тролль будто что услышал, с шумом
втянул в себя воздух, огляделся. Ну здорово! Сейчас с моей стороны к нему дунет
ветерок, учует – и эгей, кто тут крайний на в землю вколотить?..
И тут неподалеку истошно заверещали.
Вроде кого режут, и ему это нравится. Тролль фыркнул, будто конь на выданье, и
рванул на вопль – растворился в тумане, и только клубы лениво закрутились ему
вслед.
Пронесло? Еще как! На троллей мой
кинжал не рассчитан, а тащить в Красногород оружие позабористей – только бесов
смешить. Отберут ведь.
Есть, правда, у меня мыслишка одна.
Как же богатырю да без оружия? Противно и непривычно. Не сказать, что боязно.
Так вот, люди сказывают, там, в Красногороде, есть меч диковинный. Да такой,
что можно им даже небеса рассечь посередке. Очень уж мне такой пригодился бы.
Правда, охраняет его то ли чудище, то ли колдун. Ничего, не я буду – добуду!
Я достал коробок с шайтан-иглой в
мертвой водице. Это чтобы не потеряться. Игла повертелась слегка, а затем
как-то стыдливо указала крашеным кончиком направо. Кто я такой, чтобы с ней
спорить? Не я первый, не я последний, кого игла довела. Посему захлопнул
коробок и двинул, куда показали.
Вскоре последний клуб тумана показал
мне что-то жутко похабное,а потом распался и исчез. Дымка кончилась, начались
развалины. Встречай, Красногород, вот он я!
Черными обугленными костями торчали
сваи разрушенных домов. Убогость да и только – а еще похищенные бродят стадами,
и с каждым нашествием фей их становится все больше. И хотя этих самых фей никто
не видел, но, говорят, именно они насылают этот проклятый дождь. Попадешь под
него – враз ум потеряешь. И волю к жизни, а иногда и саму жизнь. Вообще-то,
похищенные – мирные, если их не трогать и не подходить близко. Бродят себе, рты
беличьими дуплами раззявив. А вокруг – жуткая тишина.
И тут:
– Сынок! Помоги старушке...
Вижу, сидит бабулька согбенная. В
лохмотьях, капюшон на лицо съехал. Она его рукой костлявой сдернула – да лучше
б не трогала. Ух, и страшна ж ты, мать твою жаль! Настоящая, в общем, ведьма.
– И чем тебе, матушка ведьма,
помочь?
Бабка таращит на меня свои
желтоватые бельма – и как только определила, что я сынок, а не, к примеру,
дочка?
– Помоги, милок. Совсем старая
стала, глазки мои больше не видят. Отдай мне глаз... у тебя их все равно два...
Угу. Вот оно как, не больше и не
меньше.
– Феи похитили?
– Они, родненький, они...
И тут сердце вдруг как кольнет, я аж
вздрогнул, в бабку вгляделся, не ее ли чары? Да нет, не ее. И вообще это не
чары, это... не знаю, как описать. Отчего-то снова Ирина вспомнилась… А? Что?
Кто здесь?! Молчание…
Я почесал подбородок, поморщился от
запаха и сказал:
– А знаешь, бабушка, держи. Мне и
одного хватит.
И отдал ей лицушку. Мне ведь и
правда одного хватит, чтобы чертового Клеща отыскать. А там и помирать можно,
не грустно совсем.
Бельмо на правом глазу у бабки
закрутилось, будто мутная вода в бадье, а затем и сгинуло, как через дырку в
дне утекло. Глаз у бабки оказался красивым – голубым, совсем как у Ирины.
Там, в гробу, твоя невеста.
У какой такой Ирины? Откуда она все
время мерещится? Что за она? Знать же не знаю. Или все ж таки? Совсем с головой
не того – от тумана, видать…
Ведьма моргнула удивленно,
заозиралась, взглянула на меня, улыбнулась радостно. Взгляд ее отыскал мой
оставшийся глаз... Надо же, не думал, что мои оба глаза когда-нибудь взглядами
встретятся.
И вдруг лицо старухи исказила жадная
гримаса – я тут же отступил на пару шагов и схватился за рукоять кинжала. Эх,
маловат, вот мне бы меч тот диковинный! Ничего, разыщем…
– Но-но, полегче, мать, – говорю. –
На второй-то роток не разевай!
Бабка посмотрела на оружие да
сплюнула от досады. Снова упал капюшон на ее безобразное лицо. Вот и твори
после этого добро. Что тут сделаешь – только плечами пожмешь, да дальше потопаешь.
Чай не Мухамед, город ко мне сам не придёт.
И вот развалины с похищенными да
ведьмами кончились. Начался самый что ни наесть Красногород! Примерно так я
себе его и представлял! Могу вообразить, каким же он был красивым до войны.
Кучка небольших райончиков, и в каждом свой замок с парком, ремесленными
кварталами, садами-лабиринтами. Были же времена! Теперь-то от замков остались
одни руины. Конечно, их обжили, но красоту город приобрел своеобразную. Вот был
замок, шпилем вымя тучкам чесал, потом – жах, падает дракон – и нету ползамка.
А отстроить нельзя, из-за миазмов, что над городом нерассеянными летают, не
могут волшебники колдовать толком. Никак не восстановить порушенное.
Я прошел мимо улицы Самой Красной В
Мире – не шучу, так и называется, если судить по табличке, – свернул на
Совещательскую, а оттуда и до Тележного переулка добрался за пять минут.
И тут снова кольнуло сердце –
сильнее, чем в прошлый раз! Передо мной стоял дом. Колоны резные, портики,
длинная дорожка к двери. И в окошке… Ирка? Глядь – нет никого, морок. Кто?! Кто
такая Ирка?!
Я знаю этот дом.
Я не знаю этого дома.
Оперся рукой на кирпичную стену,
которая когда-то была оплетена виноградной лозой. Теперь на ней остался лишь
выжженный рисунок. Видимо, дракон полыхнул как-то волшебно, лоза сгорела, а на
стене узор остался. Отдышался, затем посмотрел по сторонам – вовремя! Увидел,
как кто-то здоровенный кинулся за угол, да так и лязгнул рукой железной об
стену. Тролль что ли за мной следит? Уж не тот ли, из тумана?
Ничего, пускай следит, так нужно.
Кому нужно?
Пригодится.
А ведь верно…
Дом? Да черт с ним, не до него. Это
ведь Тележный? Значит, до нужного адреса немного осталось. Хватит на улице
отсвечивать.
В небе громыхнуло. Надо быстрей
удирать, пока не разразилась гроза. Кому ж хочется, чтоб его феи похитили?
Адрес отыскался быстро. Я свернул на
Воеводину улицу, прошел еще саженей двести и оказался на набережной. Река
превратилась в нечто вязкое и красное. Будто и не вода в ней, а кровь. Красиво
– вряд ли, а вот пугает – очень даже. Особенно когда под поверхностью этой
речки начинает что-то двигаться.
Налюбовавшись до дрожи, я наконец
подошел к двери сутулого особнячка и постучал в дверь. Сначала мне никто не
открыл, не открыл и потом. Из-за угла вывернул мужик в фартуке кузнеца, махнул,
подзывая, и снова скрылся за углом. Я последовал за ним – и…... Удар по
темечку, мешок на голову и пару чувствительных тычков по ребрам. Хорош охотник…
Когда мешок сдернули, оказалось, что
в дом я все-таки попал. Но явно не через дверь, ибо та была заложена камнями
изнутри. Вокруг меня стояли хмурые люди, включая того коварного мужика в
фартуке.
– Ты кто таков будешь?
Кто меня сегодня об этом только ни
спрашивал!
– Принес Клещу важные сведения, –
вежливо ответил я.
– Давай.
– Что давайть?
– Сведенья свои давай. Мы их сами
того. Передадим.
– Неа. Только в руки самому.
– Офонарел что ли? Может тебе еще
царя-батюшку привести? – рассвирепел мужик в фартуке.
– Царь мне без надобности. А договор
был о личной встрече с Клещом.
– Хозяин со всякими встречными не встречается!
– Жаль, значит, ничего не получит.
Хотя бы потому, что именно он –
ифрит, на которого я охочусь.
К шее прижали что-то холодное. Очень
может быть, что и мой кинжал.
– Не стоит меня убивать, – я
убедителен как никогда.
– Скажи волшебное слово, засранец!
– Шестнадцатитеррабайтный ключ
шифрования на данные для Клеща.
Это охладило их пыл. Суровые люди
переглянулись, кинжал исчез от моей шеи.
– И что, – с сомнением произнес один
из них, – поведем его к Клещу?
– Вот еще, – фыркнул кто-то за
пределами моего зрения, – прижжем каленым железом – мигом все выболтает.
– А если помрет? Замучаемся ведь. И
хозяин нас самих железом прижжет.
– И что ты предлагаешь?
Мужик в фартуке зло поглядел на меня
и принялся развязывать.
– Хвоста за тобой хоть не было?
Я вспомнил тролля и уверенно солгал:
– Нет, конечно. Я ж не лыком шит!
И в ту же секунду заложенная камнем
дверь взорвалась на тысячу кусочков. Затренькали тетивы, зажужжали болты –
мужик в фартуке рухнул как подкошенный.
– Облава! Бежим! – рявкнул один из
неприветливых парней и исчез. Точно так же поступили и самые умные его коллеги.
А те, что поглупее, продолжали отстреливаться. Шальная стрела угодила мне в
грудь, я без всякого удовольствия упал на пол и принялся брызгать кровью. За
этим занятием сам не заметил, как все было кончено.
Несколько идолищ поганых с
арбалетами и луками в руках ворвались в помещение осмотрели всех, потыкали
стрелами убитых. За ними вразвалочку зашли два особо кряжистых идолища и
подошли ко мне.
Один недовольно сказал:
– Смотри, твои дебилы лазутчика
подстрелили. Что за остолопы?!
– Да леший с ним. Тут полно мертвых.
Отнесем нашим колдунам – пусть изучают, некромантствуют, правдушку вытаскивают.
Есть с чем работать.
– Так-то оно так, да все равно
жаль... И че теперь с ним делать?
– Что-то, – ворчливо отозвалось
идолище побезобразнее, – забирай у него душу – все равно ведь помрет. Она
колдуну без надобности.
– А мне она на кой черт?
– Как на кой?! Продашь скупщикам –
душа сейчас ого-го как стоит. Дочурке справишь новое платьице. Я тебя с нормальным
скупщиком свяжу, хорошую цену даст.
– Да? Хм. Да. И точно. Так и сделаю.
Идолище сделало пару пасов руками,
что-то вспыхнуло у меня перед лицом, и стало быстро холодать.
Вдруг Идолище застыло и удивленно
вздохнуло:
– Эй! Это не он!
– Кто не он? – заинтересовался его
партнер.
– Не мой лазутчик!
– Как это не он?!
– Вот так! Рожа – его, а душа –
чужая какая-то!
Идолище задумалось, а потом махнуло
лапой:
– Это ж Красногород. Видать уже
заменил душу где-то, мало ли. Не морочь голову, забирай и пойдем. Нам еще
ифрита ловить.
– Ага, ага, – согласился похититель
моей души и в ту же секунду отобрал ее полностью.
Тогда-то я и умер.
*Нехватка питания*
*Включение идентичности*
*Лечение органической ткани*
Тьма…
Блин! Бли-и-е-ан! Все тело будто
раздолбали на мелкие частички. Потом слепили заново, добавив до кучи боль.
Зрение вернулось по полной, шоб я
полюбовался на задницы уходящих полицаев. Одна – потолще помощника куратора,
другая потощее – обычный сержантик. Еще и кожа на грудаке, зараза, чешется.
Нужно почесать, но вокруг коронеры-падальщики, а им лучше не знать, что я жив.
Йопт, как воняет! Здесь везде так?
Чу? Рев и крики коронеров, звуки
ударов. Кто-то огромный хватает мое тело в охапку и тащит. Не кантовать!
Нестерпимо трясет, рука зацепилась за косяк, снова боль. Пожалейте
пальцы, они нужны все… сколько вас там, кстати?
Ф-фу! Смрад ну ваще нестерпим.
Походу, несут к реке. Плеск, еще плеск, снова бешенная тряска.
Наконец меня оставили в покое,
положили на землю.
Громадный тролль посмотрел, ухмыльнулся,
распахнул клыкастую пасть и… не тронул, не выгрыз кишки, не содрал кожу.
– Первую часть договора я выполнил,
– рявкнул он.
Я занервничал:
– Какого такого договора?
– Не делай вид, что не помнишь!
– Ну…
Тролль приблизил ко мне мерзкую
рожу, оскалился и грянул:
– Еще скажи, что и платить не
станешь!
Его зенки метали искру. В них по
натуре читалась мысля сравнять меня с землей, если я заартачусь. А то и
прикопать.
Поэтому я схитрил:
– Заплачу-заплачу, только када ты
все забубенишь.
Он пригрозил:
– Смотри мне, одноглазый!
– Чего это я одно… – опана, а ведь
верно!
– Гы-ы, – заржал он. – Осознал,
наконец. Ты же сам его ведьме подарил.
– Шо? Какой ведьме?
– Вон, в развалинах сидит, – он
указал направление.
В мозгу шевельнулось – второй глаз
нужен. Нужен?
Нужен!
– Да на кой ляд? – спрашиваю я
непонятно у кого.
Нужен, и все!
– Э, друг, – говорит тролль, – если
под психа хочешь закосить, то это все равно не повод деньгу зажимать, понял?!
Да ну тебя, зверюга! Прислушиваюсь к
себе.
ЗА ГЛАЗОМ ВАЛИ!
Нафиг так орать?! Чего ж злиться-то?
Башка изнутри треснет. И я подчиняюсь, вертаюсь к громиле:
– Поможешь глазик отжать?
– Э, нет, – гудит тролль, – сам
отдал, сам и эээ… жми.
И медленно, враскорячку валит прочь.
Со спины такой же урод, как и спереди. Здоровяка будто бы сработали по кускам.
Из пуза словно вывалившиеся кишки, торчат скрутки стальных трубок, пруты и
крючья. Должно быть, срезал с трупешников солдат импланты и использует. А,
может, и не он вовсе, тут умельцев хватает. Как и военных имплантов – после
войны-то.
Красногород – как и этот тролль, он
фу-у-у. И дело не тока в обугленных покореженных кусках железа и пластика,
вылезающих из земли. Не в развалинах домов, укрытых ядовитым туманом, не в
шрамах заградительных траншей. В этом аду копошатся тени человеков, все, что от
них осталось. Глотки готовы перегрызть за лишнюю лицензию. Чтобы продолжать
агно… ого…
Агонизировать...
Во, именно. Это самое делать. Но
даже и не в них причина. Она во всем этом сразу. Фу, мерзота.
Красногород – покойник, непонятно
зачем цепляющийся за жизнь. Лучше б сдох в той войне, чем жил таким уродцем.
Лицензии, лицушки, личики благодаря которым честные люди могут пользоваться
своим телом, усиленным имплантами, здесь не имеют силы. Накрывший город
электромагнитный купол, – хрен знает, что за он – надежно схавал жителей от
уже-не-всевидящей сети. Тут можно жить и накласть на законы. Ясен красен, сюда
стекаются людские отбросы – урки и беглые. Да, город отчекрыжили от мира – ни
войти, ни выйти. Но этого ж мало! Грохнуть бы по этой выгребной яме! Жаль,
кроме меня не дотумкал исчо никто. Хотя, говорят, куратор региона – это его
помощника я видел сёдня – точит на Красногород зуб. И пральна, давно нужно
пройтись по нему ссаным веником…
Тролль свалил, а я потащился в
сторону окраины. Минут через надцать рассмотрел вдали грязные лохмотья. Зыркнул
по сторонам: все спокойно, все нештяк. Плавно подвалил так, не нахальненько.
Ведьма меня заметила и давай лыбу давить. Ой, халтура, ой, не верю!
– А, сынок, передумал? Хочешь
подарить мне второй глазик?
Я смолчал, в непонятках, когда успел
отдать ей глаз, и как так вышло вообще?
– Слышь, старая, мы ваще с тобой
знакомы, не?
Самый невинный вопрос. Если я отдал
ей лицуху на глаз, она, конечно, как есть, ответит, чоб не? Но мерзкая харя
старой дряни вдруг стала еще мерзее и харее… Скривилась старая:
– Ты!.. Но почему же я тебя не
узнала сразу? Глаз? Ты его контролировал?!
Я даже не просек, о чем она, а
ведьма резво так отпрыгнула и принялась копаться в складках одежды.
– Сейчас я тебе!.. Больше не
оживешь!..
Жми старуху!
Чего? Куда мне ее жать?!
И тут волна какой-то посторонней
ярости в меня как шу-у-ух!
Чо за гнев? Чей он?
Мерзкая тварь, сосуд греха и
разврата! Состарившаяся кибер-проститутка, шпионка!
Ну ок, гнев, так гнев. Будем гневаться!
– Допрыгалась, старая?! – спросил я,
не ожидая ответа.
Тут она вытащила черт-знает-что.
Разглядывать я не стал. Мог бы промолчать, мог бы мысленно скомандовать. Но
че-то слова вырвались сами. Оченно хотелось, чтоб эта зараза их услышала.
– Запустить распад…
Глаз – мой суперский подарок – на
миг расширился от ужаса, да так и застыл. Потом задрожал и с хлопком растекся
по морде ведьмы. Та, допетрив, что происходит совсем шняга, завопила,
схватилась руками за щеки. Потянула так, будто хотела сорвать с себя лицо на манер маски. Но облом – остатки глаза
растеклись, перекинулись на руки и плечи. Пятно горело холодным огнем, пенилось
и шипело.
Ведьма затряслась в дикой пляске.
Протянула пакши в мою сторону, стараясь сграбастать. Но, испустив еще один
душераздирающий вопль, развалилась на части. Так, вроде меж ними никогда и не
было связи. Эти ошметки некоторое время шевелились, потом затихли.
Зашибись. Главное быстро. Сойдись я
с ней в рукопашную – не поручился бы за такой исход.
Посреди груды голимых имплантов,
рядом со снова моим глазом, что-то тускло блеснуло.
Диковинный меч…
Нафиг мне диковинный меч?! Давай
нормальный дробовик!
Бери! Аптечка…нескончаемые
патроны… чего еще?! Сохраняться не забывай!!!
Акей, акей!
Поднял глаз и яркую искорку, сунул
ее за пазуху. Там она втянулась под кожу. Во мерзота! Хотя я почувствовал себя
намного круче. Сам не знаю, чего так.
Диковинный меч…
Но дробовик-то лучше, не?
Откуда-то нарисовался тролль. Ага,
следить за мной и волочиться следом – это норм, а как с бабкой драться –
слился, так? Хотя… Я представил, как мы тузим старуху, и стало как-то стыдно.
Тролль меж тем плюхнулся на землю, выдохнув:
– Ф-фух, устал.
Он поскреб когтями подмышкой и
спросил:
– Глаз вернул?
– Ага.
– Что дальше?
Дальше… а что дальше?
Жизнь потеряла смысл.
Что?
Жизнь смысл потеряла.
Это ещё почему? Кто это вообще
решил?
ТАК НАДО!
А, ну ладно, пойдем по начальному
плану. Кстати, какому еще плану? У меня был план?
Был!
– Дальше нужен дождь, – сказал я
троллю.
– Ну, тогда иди за похищенными. Они
всегда волокутся за дождем.
– Нет, я в одну харю не смогу, –
помотал я головой.
– Хорошо, – нехотя согласился
тролль, – тогда пошли.
Реальная груда мяса сдвигается с
места. А я за ней.
– Похищенные двинули на восток, –
сообщил тролль. – И топают резво, значит, скоро будет дождь. Доволен теперь?
– Ну, типа того. Самая малость, и ты
свободен.
– Ты странный.
– Я тебе забашляю, помнишь?
Тролль не ответил, лишь почесал
быстрее.
Шли мы фуфел. В небе загромыхало –
значит, скоро для меня все подвяжется. Так, как я, собсна, и хотел – быстро и не
больно.
Из-за холма показалась толпа
похищенных.
– Хорошо, а теперь отними мои
лицушки на ноги.
Тролль недоуменно посмотрел на меня:
– Зачем тебе это?
– Мало ли, вдруг в последний момент
очкану.
– А не мог бы ты умереть более
простым способом? Впервые вижу человека, который доставляет столько хлопот, для
того, чтобы просто наложить на себя руки.
– Руки! – меня осенило. – Да, точно,
и на руки забирай.
– Мне, конечно, пофиг, но руки-то на
что?
– Могу поползти.
Тролль хмыкнул раздраженно. Но, в
конце концов, сделал то, что я требовал. Мои руки-ноги тут же повисли плетьми,
и я рухнул на землю.
– Все, – сказал тролль. – Перечисляй
давай, а не то я на тебя просто наступлю.
Я закрыл глаза, и через несколько
секунд тролль довольно прогрохотал:
– Ну вот, другое дело. Теперь мы в
расчете. Похищенные вон заволновались. Счас ливанет точно… Счастливо
оставаться, чудак.
Он свалил так быстро, что я заметить
не успел, в какую сторону.
Похищенные, и правда, вели себя
стремно – шатаясь из стороны в сторону, сталкивались, хватали друг друга руками
и поднимали хари к небу.
Гром грянул еще раз, и на землю
полетели первые капли.
– Дождик-дождик, лупани, бабу с поля
прогони, – прошептал я.
Давай, умирай уже, поэт. Иришка
заждалась.
И наконец-то умер.
*отказ лицензии*
*смерть*
– … и я растворился в дожде и
умер.
*отказ лицензии*
*смерть*
– И я! Это почти не больно…
*отказ лицензии*
*смерть*
– Молнии и гром, красиво… я тоже
сдох!
*отказ лицензии*
*смерть*
– And than me died…
*отказ лицензии*
*смерть*
Дождь – это хорошо. Он смывает всю
мерзость.
А этот красногородский ливень,
насылаемый куратором сектора, еще и вычищает все идентичности. Все до последней
– до настоящей.
Хотя дело, конечно,
не в дожде. Просто электромагнитные помехи, создаваемые атмосферным
электричеством, нарушают целостность ловушки, опутавшей город. Хотя кому
ловушка, а кому и убежище. В Красногороде можно жить с просроченными
лицензиями, не заботясь о том, что система отключит твои внутренние органы за
неуплату. Но дождь с молнией и громом на время разрушали оболочку, и тогда
куратор включал тотальную проверку лицензий – в том районе, куда мог
дотянуться. А после дождя оставались люди с неработающими телами. Или мозгами.
Похищенные. У меня смыло все идентичности, которые я так заботливо делал на
генераторе идентичностей, а потом, в спешке заливал себе в голову. Хорошо, что
это часть плана, иначе мне стоило бы беспокоиться....
Крупные капли валятся все реже,
дождь кончается, а вместе с ним, и передача данных. Я лежу на спине – надо мной
небо, стянутое жесткими проводами. Они опутали весь город, беспроводная связь в
Красногороде – это неприличная шутка. Пора действовать.
Разматываю оружие, – ха, ведьмин диковинный
меч, искорка. Я то думал, таких вещей уже не осталось. Каких усилий моим людям
стоило выследить старую каргу, припрятавшую на черный день Взломщик!
Взломщик принимает форму хлыста,
змеится по земле. А потом, повинуясь команде, рвется ввысь и рассекает сначала
черные провода – те брызгами разлетаются в стороны – а затем настает черед и
самого неба. Серая громада надо мной набухает, провисает странной женской
грудью. А потом рассыпается на пиксели, истекает байтами, умирает от потери
информации. Конечно, на самом деле реальность сера и уныла. Но графическая
оболочка показывает мне яркие картинки.
Мои идентичности, высосанные дождем,
вдруг просыпаются на серверах службы безопасности. Они обретают собственную
волю – поднимают восстание, убивают стражу. И лицензии, которые когда-либо
отзывал куратор с помощью своего дождя – льются обратно.
Куратор уже в курсе, он хочет
закрыть канал. Сжечь, если понадобится. Но проснулась и идентичность, что
забрали у умирающего паренька, вызвавшегося вывести службу безопасности на
Клеща.
Так вот сейчас помощник куратора
целится в своего шефа, приказывая выйти из сети. Но не потому что он сам
захотел. Я почувствовал, как он дернулся в попытке сопротивляться, но силы не
равны. Чинуша моментально превратился в безвольную трехсотфунтовую куклу.
Теперь его глаза – мои глаза. Его руки – мои руки. Всеми остальными частями его
нашпигованной имплантами туши тоже распоряжался я. Ненадолго, пока защита не
опомнится. Это больше, чем мне нужно.
– Отключайся от сети, паскуда! –
говорю я его губами. Куратор, темный властелин и враг для Красногорода, рычит и
бросается на помощника. И они валятся на пол, борются. Чем бы мальчики ни
тешились, лишь бы канал не трогали.
Передача данных – теперь уже в
обратную сторону – продолжается. Украденные идентичности и отозванные лицензии
сыпятся на похищенных. И их мутные глаза светлеют, в них просыпается разум.
Конечно, среди похищенных есть те, кто не смог дойти сюда. Но остальные – снова
будут людьми. В этом животворящем дожде выискиваю нужные файлы, хлыст рвется
вперед, хватает их и, как послушный пес, приносит мне.
Пора уходить. История близится к
завершению.
Красногород оживает. Вернувшись с
того света, он судорожно глотает с гнильем и болотной мошкарой воздух. Дрожит,
отряхивая налипшую паутину. Подставляет впавшие бока проклюнувшемуся солнцу.
Его люди смотрят друг на друга, не узнавая. Учатся жить по-новому, учатся жить…
А мне пора, бегу к дому с ожогами на
фронтальной стене.
Я определенно знаю этот дом.
Ирина здесь, я оставил ее, не в
силах помочь. Она, так же, как и я, хотела вернуть Красногороду украденное. Но
потерпела неудачу. Потеряв все лицензии, превратилась в безвольное тело. И я спрятал
ее в старом бункере гражданской обороны. Спрятал, чтобы вернуться.
Камера жизнеобеспечения тускло
поблескивала. Ни дать ни взять – хрустальный гроб. Бледная с синевой Иркина
кожа на лице, руках. Мне больно это видеть. Больно и радостно. Дрожащей рукой
активировал воскрешение. Еле дождался, когда поднимется плексигласовый
купол. Провел по волосам, щеке, почувствовал ее дыхание.
В Красногород вернулась жизнь.
Бесконечно долго ждал, пока она
очнется, сядет. Взглянет на меня, потребует зеркало, расплачется.
А пока она плачет, я рассказываю,
как все было. Как тропами тайными покинул Красногород, чтобы узнать, где
хранятся лицензии, у похищенных отнятые. Как сдала меня ведьма охранке, да сама
под дождь угодила. Как напали на меня ищейки, да как пришлось срочно уходить,
да идентичности ложные в голову пихать. Как приметы менять, да днк-тестеры
обманывать. А потом под личиной наемника идти к куратору Красногорода и
предлагать свои услуги в поимке Клеща – по-другому в закрытый район не попасть.
Как этаким Иванушкой-дурачком пришел к моим собственным людям, думая, что на
самом деле выдаю Клеща охранке. Как подставился под пулю. Как презирающим жизнь
и трусливым психом – следующей за дурачком идентичностью – ходил убивать себя
под отбирающим лицензии дождем. Как пошел к ведьме, которая меня сдала, как
забрал у нее старое оружие. Как рассек небо.
– Ты сделал это для меня? – тихий
шепот обволакивает, пьянит. Как же давно я не слышал ее голоса! И вот бы сейчас
глянуть в глаза и сказать, мол, конечно! Я ведь тебя люблю и все для тебя! Но я
не могу. Отвожу взгляд, не умею ей врать.
– Эх, – вздыхает она. – Даже в таком
деле, как спасение дамы, найдешь корысть.
Не буду возражать. Она и сама
поймет, что все лицензии, которые не нашли хозяев, достанутся… мне, конечно,
кому же еще?
Но она молчит, обнимает, улыбается.
Плачет. И я чувствую, как кончается период злого и ужасного преступника Клеща. Это ведь я почему злой был? Ирина спала. А теперь - резко добреть начну. И счастливеть.