На высоте 100 километров пролегает

 условная граница между атмосферой

 и космосом (линия Кармана).

 

100 километров до поверхности. Всего 100 километров по вертикали, так близко в масштабах космоса и так бесконечно далеко для маленького корабля с поврежденным термощитом.

Капитан Алан Вудворд вздохнул и отвернулся от обзорной панели. За его спиной на экране расстилалась панорама планеты Аркадия. От открывающегося вида захватывало дух. Сочная зелень девственных лесов чередовалась с синей гладью морей, белые облака укутывали планету, как большое пуховое одеяло. Аркадия была очень похожа на Землю, на ту планету, которой Земля была несколько тысяч лет назад, пока ее облик не изменился под техногенным напором человечества. Сила тяжести на Аркадии была равна земной, состав атмосферы позволял обходиться без дыхательных фильтров, а наклон оси и удаленность от звезды Сигма Дракона делали климат на планете невероятно комфортным для людей. Планета была настоящим подарком для человечества. Никто и представить себе не мог, что оранжевый карлик Сигма Дракона сможет породить не просто планету, а планету, пригодную для жизни.

- И вот мы здесь, за несколько световых лет от Земли и за 100 километров от поверхности - мрачно подумал Алан, - злая ирония судьбы, корабль преодолел такое расстояние без единой аварийной ситуации, только для того, чтобы застрять здесь, на границе между космосом и атмосферой.

Хмыкнув, Алан присел за капитанскую консоль и запустил регламентную проверку систем корабля. Глаза скользили по строчкам отчета и индикаторам готовности, а в мыслях капитан прокручивал тот злополучный момент столкновения.

Космический корабль «Константин Циолковский» с экипажем в восемь человек должен был совершить полет по маршруту Солнечная система – Сигма Дракона. Точка старта - внешняя база Астроконтроля на орбите Ганимеда, получившая от космолетчиков шутливое прозвище «Юпитер-Сортировочная». Точка финиша была намечена на границе гравитационного поля звезды Сигма Дракона. Первый этап полета прошел без особых проблем. Башня контроля полетов Ганимеда сопровождала «Циолковского» все три дня, которые понадобились экипажу на разгон и выход за пределы Солнечной системы. Последнее напутственное пожелание «счастливого пути, чистого вакуума», экипаж «Циолковского» получил с наблюдательного поста Астроконтроля на внешней орбите Плутона.

Пройдя границу гравитационной сферы Солнечной системы, космолет развернулся в сторону созвездия Дракона и начал постепенно наращивать скорость, готовясь к переходу.

Авария случилась на финишном этапе перехода. Корабль, сбрасывая скорость, приближался к точке финиша. Последнюю вахту перехода капитан Алан нес вместе со вторым пилотом Жаном Ларошем. До перевода в состав команды «Константина Циолковского», Жан был пилотом на транспортных космолетах внутрисистемных рейсов Луна-Ганимед и Земля-Марс. Этот молодой француз был талантливым пилотом, обладавшим цепким вниманием и молниеносной реакцией.

В момент окончания перехода в размеренную работу капитанского мостика, ворвались пронзительные звуки сигналов тревоги. Казалось, что все системы сошли с ума: запищал зуммер системы ближнего обнаружения, взвыл сигнал противометеоритной защиты, навигационный компьютер выдал сообщение о недопустимом курсе. Контрольная консоль капитана загорелась множеством красных и янтарных огней, дублируя звуковые сигналы об опасности.

- Угроза столкновения, - успел подумать недоумевающий Алан, - но с чем можно столкнуться на границе необжитой планетарной системы?

Времени на то, чтобы осмыслить информацию, уже не было.

- Уклонение! - крикнул в интерком Алан. Пальцы капитана инстинктивно продублировали команду на консоли. Реакция второго пилота Жана была практически мгновенной. За доли секунды маневренные двигатели заработали на полную мощность, придавая ускорение многотонной громаде корабля, но ни молниеносная реакция, ни мощные движки системы маневрирования, не могли победить силу инерции. Возможности избежать столкновения уже не было.

Корабль на остаточной скорости перехода врезался носом в неопознанную конструкцию. От сильного удара, носовая часть корабля раскололась на несколько сегментов, силовые  шпангоуты и лонжероны каркаса смяло, прочнейший корпус корабля застонал. Множество систем корабля вышли из строя, основное освещение погасло. Несколько крупных элементов конструкции, как реактивные снаряды, прошили внутренности корабля, нанося еще больше разрушений тонкой электронной начинке и вспомогательным системам космолета.

Старшим бортинженером на «Циолковском» в этом полете был Михаил Челябин. Русский по происхождению, в свои тридцать четыре года Михаил считался опытным космонавтом. В момент столкновения бортинженеры под руководством Челябина проводили остановку гравитационного ускорителя и перевод реактора в режим внутрисистемного полета. Первый бортинженер Дункан МакИвер работал с реактором, его задачей было следить за нагрузкой на защитную систему и подачей непрерывного потока энергии в гравитационный ускоритель, чтобы раньше времени не обесточить работающий ускоритель.

Вспыхнувшие индикаторы повреждений и заунывный вой сигнала тревоги заставили вздрогнуть всю дежурную смену.

Михаил, не отрываясь от схемы управления ускорителем, скосил взгляд на дежурную консоль и скомандовал: «Януш займись этим, быстро». Понимая, что ситуация критическая и один Януш не справится, Челябин постарался ускорить процедуру глушения работающего ускорителя.

- Чиф, у нас проблемы, - в голосе Дункана чувствовалась плохо скрываемая тревога.

- У нас сейчас чертова уйма проблем, - прошипел Михаил, - что у тебя?

- Резкое падение мощности реактора, кажется, повреждена система защиты и стабилизации.

- Держи его под контролем, отключай все, что можно, но дай мне энергию на ускоритель.

Стандартная процедура остановки ускорителя занимала 7 минут и 35 секунд. Михаил и Дункан справились за 5 минут 20 секунд, умудрившись не взорвать корабль. Не имея возможности отвлечься и проверить, что же случилось с кораблем, для них эти пять минут показались вечностью. Слушая воющие звуки тревоги, оба бортинженера понимали, что их товарищ Януш единственный, кто сейчас может бороться за выживание корабля.

Наконец ускоритель был заглушен, развернувшись Михаил и Дункан посмотрели друг на друга.

- К шлюзу, - скомандовал Михаил. Дункан кивнул и бросился к переходному отсеку, отделявшему инженерный пост от остального корабля. В шлюзе находились технические скафандры высшей степени защиты. Бортинженер, облаченный в такой доспех мог работать и в  абсолютном вакууме, и в яростном пламене пожара, ему не были страшны ни близкие взрывы, ни жесткое радиоактивное излучение. Набор инструментов скафандра позволял осуществлять ремонт любой сложности.

Михаил, не теряя времени, переключил свою консоль на анализ внутреннего состояния корабля и на секунду застыл от ужаса. Схема корабля горела красными тревожными огнями.

- Януш, статус, - охрипшим голосом сказал Михаил

- Чиф, все очень плохо, - прошептал Януш, его пальцы порхали над консолью, на экране выводились схемы повреждений.

Януш вывел на консоль Михаила основную информацию по поврежденным отсекам и вышедшим из строя системам. Все время, пока его товарищи глушили ускоритель, Януш старался задействовать резервные системы и дублирующие модули там, где это было возможно. Получалось не всегда, запас прочности корабля был велик, но все-таки не бесконечен. Хуже всего было то, что поврежденными оказались несколько жизненно важных элементов.

«Самое опасное для нас сейчас это реактор, - подумал Михаил, - Дункан был прав: повреждена  система внешней защиты, если ее не исправить, корабль исчезнет в облаке термоядерного взрыва».

- Дункан, у нас повреждения в системе защиты реактора, нужно срочно их исправить, - сказал в интерком Челябин, - направляйся в реакторный отсек, но будь осторожен, по датчикам там утечка радиации и разгерметизация.

- Понял тебя Миша, - голос Дункана в скафандре звучал немного глухо, - жду схему повреждений реактора.

- Януш, работаем, - повернувшись ко второму бортинженеру сказал Челябин, - я отправляюсь на капитанский мостик, из-за аварии он обесточен, капитан и пилот заблокированы внутри, нужно спасти ребят, пока у аварийной системы жизнеобеспечения не закончился ресурс. Дункана я направил в реакторную, он устранит повреждения.

- Понял чиф, - кивнул Януш.

Через два часа ситуация на корабле стабилизировалась, самые опасные повреждения были устранены, контроль над управлением космолетом был восстановлен. Из всего экипажа  тяжелые ранения получил только второй пилот Жан Ларош, его пришлось поместить в лазарет. Алан, получивший легкую контузию, через час уже был на ногах. Хотя голова еще немного кружилась, а от принятого обезболивающего он практически ничего не чувствовал, долг капитана не позволял ему остаться в лазарете.

Алан собрал свой экипаж на совещание в кают-компании. На лицах собравшихся людей была усталость и напряжение, последние несколько часов все были заняты спешными и сложными ремонтными работами. Прежде, чем начать, Алан дал собравшимся некоторое время, чтобы перевести дух, выпить и немного перекусить, а пока его экипаж рассаживался, он наблюдал за ними.

Старший бортинженер Михаил Челябин, сел напротив капитана. Алан работал с Михаилом уже давно и этот человек не уставал поражать широтой своей души, специфическим характером и невероятным инженерным талантом. Во время ремонта Миша с истинно русской находчивостью придумывал замену отсутствующим деталям, создавал с нуля новые схемы работы механизмов и воплощал их в металле и кремнии.

Рядом с Челябином сидел его первый помощник Дункан МакИвер - специалист по реакторам. Этот спокойный рыжий шотландец спас всех, починив систему защиты главного реактора. В отличие от своего взрывного шефа, Дункан был сдержанным, можно даже сказать меланхоличным, его мало что могло вывести из себя.

Чуть в стороне от основной группы, спиной ко всем, стоял самый колоритный член экипажа «Циолковского» - навигатор Йозеф Вейба. В облике чернокожего Йозефа мирно соседствовали очки в тонкой позолоченной оправе, длинные волосы, заплетенные в дреды и амулет его племени для отпугивания злых духов. Алан не мог смотреть на своего навигатора без улыбки. Несмотря на то, что Йозеф производил впечатления дикого варвара, на деле это был интеллигентный высокообразованный человек.

Слева от центра кают-компании, за столом расположились первый пилот Камиль Берейта и врач Генрих Шнайдер, из всей команды они единственные решили воспользоваться представившейся возможностью поесть.

Врач Генрих Шнайдер, немец по происхождению, вообще был большой любитель покушать. Правда, его веселый характер и отменное чувство юмора порой заставляли сомневаться в его исконно немецком происхождении. Уже, будучи уважаемым высококвалифицированным хирургом, он бросил свою врачебную практику и поступил на курсы астронавтов при Берлинском университете. Медики в космосе всегда были в дефиците, поэтому уже через год, Генрих участвовал в своем первом полете к Марсу на рейсовом лайнере «Белый лебедь». А через пару лет подал прошение о переводе на внешние полеты, и оказался зачисленным в команду «Циолковского».

Камиль Берейта, первый пилот в составе экипажа космолета, вообще относился к жизни и смерти весьма философски, и даже вероятная гибель не могла испортить ему аппетита. Выходец из богатой арабской семьи, он пошел не в семейный бизнес, как его братья, а выбрал для себя профессию космонавта.

Кроме них шестерых оставался лежащий в лазарете Жан Ларош, и третий член инженерной команды – поляк Януш Вильчевский.

Януш был самым молодым, в экипаж он попал буквально со студенческой скамьи. Его специализацией были двигательные установки, сейчас он остался нести вахту на инженерном посту.

Алан решил, что пора начинать и кашлянул, привлекая внимание своих товарищей.

- Джентльмены, - это обращение вызвало улыбку на лицах его товарищей и Алан улыбнувшись в ответ, продолжил, - мы смогли уцелеть после аварии и сейчас, когда угроза кораблю устранена нужно решить, что мы будем делать дальше.

- Миша, тебе слово, обрисуй в целом ситуацию с космолетом, - попросил Алан.

Челябин кивнул и, включив голопроектор, вывел схему корабля. Все придвинулись ближе и приготовились слушать.

- Начну с хорошего: основная часть повреждений устранена. Нашей главной проблемой был реактор, точнее его система защиты и охлаждения. Повреждения нам удалось устранить и работа реактора стабилизировалась, к сожалению, теперь реактор может выдать только 80% от своей номинальной мощности, а это значит, что у нас не хватит энергии для запуска гравитационного ускорителя.

После этого сообщения в кают-компании повисла гнетущая тишина, каждый член экипажа понимал, что теперь возвращение на Землю невозможно, а значит их последняя надежда – база на Аркадии.

- Другая серьезная неполадка в нашем импульсном передатчике, - свою речь Челябин сопровождал выделением на схеме космолета соответствующих отсеков, - он был поврежден вторичными осколками, мы пытались наладить его работу, но, к сожалению, нужных запасных частей у нас нет и заменить их нечем.

- Значит, связи с Землей у нас нет, - подвел итог нахмурившийся Генрих.

- Да, с Землей нет, - кивнул Михаил, - зато есть связь с Аркадией, так как остальные модули системы связи получили минимальные повреждения. В основном это сгоревшие из-за скачков напряжения предохранители, мы их уже заменили.

- Это хорошая новость, - улыбнулся Алан, - на базе Аркадии, есть импульсный передатчик и они смогут передать наш запрос о помощи на Землю.

- Есть еще одна серьезная проблема, - при этих словах по лицу Михаила пробежала тень досады, а Дункан недовольно поморщился.

Переглянувшись, остальные члены экипажа внимательно посмотрели на обоих бортинженеров, ожидая продолжения и новых неприятных новостей.

Михаил переключил схему на общий обзор космолета и приблизил разрушенную носовую часть.

- Вот здесь, - ткнул пальцем в схему Михаил, - разрушенный нос корабля, а точнее: носовая часть нашего термощита. Целостность корпуса нарушена и термощит фактически отсутствует, а это значит, что войти в атмосферу мы не сможем.

После этих слов Генрих витиевато выругался. Алан поморщился.

- Шнайдер, будь добр, выбирай выражения – сделал замечание капитан. Генрих грустно кивнул. Повернувшись, Алан внимательно посмотрел на своего старшего бортинженера и спросил:

- Михаил, с этим что-то можно сделать?

- Нет, - покачал головой Челябин, - летать за пределами атмосферы мы можем, но как только мы приблизимся к планете ближе, чем на 100 километров, мы сгорим.

- Камиль, мы можем оптимизировать процедуру посадки? - обратился Алан к первому пилоту, - снизить скорость до минимума и задействовать траекторию вертикального, а не параболического снижения?

Камиль Берейта, переключил голопроектор на отображение информации о маневровых двигателях и всмотрелся в полученные данные. Прежде, чем ответить на вопрос капитана, пилот повернулся к Челябину.

- Миша, данные о состоянии двигателей точные? - спросил он.

Челябин бросил мрачный взгляд на схему и кивнул.

- Капитан, - вздохнув ответил Камиль, - носовая группа двигателей у нас не функционирует полностью, а значит, мы потеряли 20-30% тяги торможении и маневрирования. Снизить скорость мы можем, только развернувшись кормой к планете и задействовав главные маршевые двигатели. К сожалению, маршевый двигатель используется для разгона, а не для маневрирования при посадке, поэтому снижаться мы будем как утюг.

- Как утюг, но все таки снижаться? – спросил Алан.

- Снижаться или падать, здесь уже не будет разницы, удержать наш космолет на одних только маршевых двигателях, дьявольски сложная задача. Достаточно допустить маленькую ошибку в координации работы и нас развернет поперек траектории и разорвет на части.

- Веселенькая будет посадочка, - пробормотал Генрих, - Камиль ты уж будь другом, роняй нас аккуратно, у меня раненый в лазарете.

- Что ж, оставим вариант с посадкой на крайний случай, - подытожил Алан, - пока нам нужно дойти до Аркадии и выйти на связь с наземной базой. Они передадут запрос о помощи на Землю.

- Капитан они этого сделать не смогут, - сказал молчавший до сих пор, Йозеф Вейба, - база на Аркадии не имеет связи с Землей.

Ошарашенный этой информацией Алан, и все находившиеся в кают-компании с изумлением посмотрели на навигатора.

Йозеф молча подошел к проектору, выключил вращающуюся схему космолета и задействовав удаленный доступ к навигационному компьютеру, вывел планетарную лоцию системы Сигма Дракона. Весь экипаж внимательно следил за манипуляциями навигатора, ожидая объяснений. Первым не выдержал Генрих.

- Ну, не томи Йозеф, с чего ты взял, что у Аркадии нет связи, - нетерпеливо спросил Генрих.

- Сразу после аварии, я занялся выяснением во что же мы врезались, - сказал Йозеф продолжая настраивать масштаб лоции.

- Скорее всего, мы столкнулись с какой-то забытой в системе конструкцией, оставшейся после монтажа планетарной базы, - осторожно заметил Михаил, - мы осмотрели то, что от нее осталось - это не инопланетный артефакт.

- Мне удалось получить данные от системы слежения до момента столкновения, - начал Йозеф, - и я точно могу сказать, с чем мы столкнулись.

Все члены экипажа, как один, затаили дыхание, в отсеке повисло напряженное молчание.

- В ответе на этот вопрос кроется ответ, почему у базы на Аркадии нет связи с Землей, - продолжил Йозеф.

- База Аркадии оборудована стационарным наземным передатчиком для межпланетной связи с двойным ретранслятором. В работе он более стабилен, чем тот, что установлен на нашем космолете и лучше приспособлен к длительным сеансам связи за счет более производительной системе охлаждения передающего контура.

- Ну, многие станции оборудуют передатчиками с двойным ретранслятором, что в этом такого?  - спросил Генрих.

- Дело в том, что в этой системе есть одно слабое звено, - продолжил рассказывать Йозеф, - а именно, сама система ретрансляции сигнала. С поверхности планеты сигнал передается на спутник, висящий на стационарной орбите, с него сообщение транслируется на станцию, находящуюся на границе системы, а уже с нее усиленный сигнал уходит на Землю.

После этих слов у Алана произошло озарение, он понял, что хочет сказать Йозеф, и это была откровенно паршивая новость. На лицах остального экипажа отражалось только напряженное внимание, они еще не догадались, к чему ведет Вейба. Йозеф заметил, как изменилось лицо капитана после его последних слов, на немой вопрос, отраженный в глазах капитана он ответил кивком.

- Я не знаю, почему произошло такое совпадение, по теории вероятности шансы минимальны, но это случилось, - сказал Йозеф. В полной тишине он закончил: - Мы врезались в ретранслятор базы Аркадия.

С тех событий прошел месяц, покалеченный космолет удалось довести до Аркадии за десять дней. После стабилизации на орбите возле планеты, экипаж связался с планетарной базой. К тому времени персонал базы уже знал о случившейся аварии и потере единственного ретранслятора. К сожалению, помочь пострадавшему космолету, они не могли. Детали для починки импульсного передатчика «Циолковского» на базе были, но доставить их на орбиту не было возможным. База была укомплектована только атмосферными летательными аппаратами.

Алан рассчитывал, что когда база Аркадии и их космолет не выйдут на связь с Землей в положенное время, к Сигме Дракона пошлют спасательную команду. Все сроки прибытия спасателей уже прошли, а на границе гравитационной сферы не появилось ни одного корабля. Отсутствие спасателей означало, что маршрут, которым они прибыли на Сигму Дракона стал непроходим. Такое иногда случалось, многократно пройденные трассы иногда становились непроходимы на некоторое время. Непонятные пространственные аномалии препятствовали работе гравитационных ускорителей. Иногда, маршрут мог оставаться заблокированным на несколько лет, в таких случаях специальные экспедиции разведывали и прокладывали новый курс.

За прошедший месяц экипаж починил все, что возможно. Им даже удалось восстановить целостность носовой части космолета, к сожалению, нарастить на восстановленную часть термощит возможности не было.

Йозеф Вейба и Камиль Берейта все это время отрабатывали и просчитывали возможные траектории посадки. С помощью центрального компьютера космолета они моделировали вход в атмосферу под разными углами и на разной скорости, но пока все их варианты приводили к тому, что космолет сгорал от атмосферного трения или взрывались перегруженные двигатели.

За этот месяц, благодаря стараниям Генриха, раненый во время аварии Жан, полностью поправился. Правда, своего подопечного Шнайдер потчевал не только лекарствами, но и образчиками черного юмора: «Жан, как считаешь, нас похоронят в пластиковых гробах или деревянных? Пластик он, конечно, долговечнее, зато дерево для здоровья полезней».

Замигавший на консоли огонек, сообщил об окончании проверки. Алан отвлекся от воспоминаний и заставил себя сосредоточиться на текущих делах.  На экране появился неутешительный отчет. «Процедура диагностики завершена, имеются множественные структурные повреждения, атмосферные маневры запрещены, посадка на поверхность планеты невозможна», - кратко резюмировал  компьютер.

Закончив процедуру проверки систем корабля, Алан повернулся в сторону обзорного экрана и стал разглядывать поверхность планеты, расстилавшуюся перед ним. С их орбитальной позиции не было видно планетарную базу, поэтому казалось, что планета абсолютно необитаема. Герметичная дверь мостика открылась с тихим шелестом. Алан обернувшись, поприветствовал кивком вошедшего Челябина.

- Любуешься? – кивнув на обзорный экран, спросил Михаил.

- Да, - вздохнув, ответил Алан, - красивая планета, глядя на это великолепие, кажется, что там внизу рай.

- Ну не преувеличивай, - усмехнулся Михаил, - я читал отчеты экспедиции, биосфера планеты мало напоминает райскую, местная живность с аппетитом кушает друг друга, а не райский нектар или амброзию.

- Все равно, - покачал головой Алан, - представь себе, как здорово будет здесь жить. Чистая планета, полная загадок, неизученных мест. Каждый сможет стать первооткрывателем. Мы ведь едва-едва приступили к исследованиям.

- Да ты романтик, капитан – улыбнулся Михаил, - хочешь подать рапорт о переводе в команду наземной экспедиции? Станешь первооткрывателем, в твою честь что-то назовут, «залив Вудворда» или «гора Вудворда».

Услышав последние слова Алан не сдержал улыбки.

- Ох, не соблазняй меня Миша, вот уйду в наземники, открою что-то эдакое, дадут мне в награду участок земли на Аркадии. Будет у меня собственное имение, буду выращивать деликатесных Аркадийских хрюшек, и обращаться ко мне будут не иначе как «лорд Вудворд Аркадийский».

Произнеся эту фразу Алан расхохотался, через секунду к нему присоединился и Михаил. Зашедший на мостик Йозеф с недоумением уставился на веселящегося  капитана и бортинженера. Продолжая хихикать, Михаил попрощался с озадаченным Йозефом и покинул капитанский мостик. Он спустился в служебный коридор, проходящий в центральной части корабля, и направился в инженерный отсек.

В боковых ответвлениях коридора находились шлюзовые переходы, ведущие в грузовые трюмы корабля. Проходя по коридору, Михаил развлекал себя тем, что считывал данные с информационных панелей и выводил на свой планшет информацию о перевозимом грузе. Номенклатура грузов, которые «Циолковский» должен был доставить, впечатляла разнообразием. Кроме научного оборудования, здесь была строительная техника и специальные материалы, предназначенные для планируемого расширения базы.

Приближаясь к посту, Михаил все чаше в своем планшете читал названия основных компонентов универсальной строительной смеси, пришедшей на смену бетону. Перечень компонентов вызвал в его памяти лекцию о истории освоения космоса. Зайдя на пост, Михаил включил интерком и вызвал на связь капитанский мостик.

- Капитан на связи – отозвался Алан Вудворд.

- Кэп, есть идея, как не сгореть в атмосфере. Нам нужна термическая защита всего на одну посадку, и я вспомнил лекцию из истории освоения космоса. В те времена еще не было надежных материалов, для создания постоянных термощитов подобно нашему, поэтому корабли оснащались так называемой абляционной теплозащитой. В отличие от термощита, такая защита постепенно сгорает, разрушается, и уносится потоком, зато сам корабль остается в целости и сохранности.

- Как нам это может помочь?

- У нас в трюме находится несколько тонн специальных компонентов для строительства новых защитных куполов базы. В состав строительного материала входит полимерная смола, кроме этого есть еще рулоны графитовой ткани. Мы можем их использовать для создания новой термозащиты.

- Это сработает?

- Да, смолы нам хватит с лихвой. Балансировка корабля немного изменится, так что на этапе планирования нашим пилотам придется попотеть.

- Отличная идея Миша, если ты дашь нам термозащиту, думаю, что Камиль и Жан справятся с посадкой. Когда будут готовы данные о параметрах термозащиты, перешли их мне. Йозеф подберет нам траекторию посадки.

Появившаяся надежда на спасение придала всем сил. Когда Михаил и Дункан закончили расчеты и определили параметры новой термической защиты, Йозеф смог рассчитать траекторию, которая позволяла кораблю совершить посадку на космодроме базы. Из подручных материалов были изготовлены два специальных распылителя для нанесения полимерной смолы. Каждым управляли двое космонавтов, еще двое  крепили к корпусу куски графитовой ткани.

Новая термическая защита напоминала слоеный пирог: слой полимерной смолы чередовался со слоем из лоскутков графитовой ткани. Сгорая, частицы полимерной смолы вместе с избыточным теплом будут уноситься потоком обтекающего космолет воздуха, тем самым, отводя лишнее тепло от корабля. Согласно расчетам Михаила и Дункана, полуметровый слой смолы и графитовой ткани позволит кораблю выдержать посадку на космодром базы. Хотя риск погибнуть при посадке все равно оставался, экипаж решил, что это лучше чем висеть на орбите в поврежденном корабле.

Алан, сидя в своем кресле, наблюдал за предпосадочной подготовкой, в этот раз Жан и Камиль поведут корабль вместе. До начала посадки оставалось совсем немного времени, Алан постарался отогнать видения их пылающего корабля, разваливающегося на части в атмосфере. Зуммер готовности, переданный из инженерной секции, заставил его вздрогнуть. Внимательно вглядевшись в показания, он убедился, что все предпосадочные процедуры закончены и теперь экипаж ждет его команды.

Перед тем как отдать приказ о снижении, Алан посмотрел на панораму планеты, отображавшуюся на большом экране в передней части мостика. Сейчас поверхность планеты была расчерчена индикационной сеткой, различные маркеры, символы и цифры отображали параметры их орбиты. Взгляд Алана остановился на цифрах высоты орбиты, «100 километров». «Всего 100 километров, под нами - атмосфера планеты, полная жизни, над нами - космос, безвоздушное пространство, несущее смерть, мы висим на самой границе, между жизнью и смертью - думал Алан. - Еще несколько минут и устремимся вниз к тем зеленым лесам и голубому океану, пронесемся над ними, как пылающий метеор и, если повезет, и удача нас не покинет, мягко сядем на планету, которую хотим назвать своим домом.»

Не отрывая взгляд от экрана, Алан коснулся символа общей связи.

- Джентльмены, мы стоим у нашего Рубикона, мне не хочется сейчас говорить громких фраз и банальных вещей, я просто хочу пожелать всем нам удачи и сказать вам «до встречи на земле». Камиль, Жан начинаем посадку.

Повинуясь командам пилотов, маневренные двигатели подняли корму, опуская при этом нос корабля в сторону планеты. Заработали на малой тяге маршевые двигатели, корабль медленно сойдя с обриты, начал погружаться в воздушный океан, расстилавшийся под ним. Индикатор высоты мигнул и сменил цифру 100 на 99, посадка началась.

Первые несколько десятков километров пройти было просто, атмосфера еще слишком разряжена, но уже на высоте в 65 километров внешняя обшивка начала стремительно нагреваться. Поток воздуха, обтекая корабль, все сильнее и сильнее разогревал его поверхность. Кромки еще сложенных крыльев начали светиться вишневым цветом, термостойкое покрытие на них отлично держало температуру. Нос корабля тоже нагрелся и, как ни странно, новая защита отлично работала. Носовая часть пылала ярко алым пламенем, от носа вдоль корпуса тянулись огненные шлейфы в которых, кувыркаясь, уносились за корму пылающие, словно звезды, частицы полимерной смолы. В шлейфе яростного пламени, со светящимися от перегрева крыльями и пылающим носом, корабль напоминал мифического феникса, сгорающего ради того, чтобы возродиться к новой жизни.

Камиль и Жан удерживали корабль на траектории посадочного коридора. Чуть круче вниз и термозащита не выдержит перегрева, более пологая траектория заставит их отскочить от плотных слоев атмосферы, как камешек от водной глади. Все ниже и ниже спускается пылающий космолет, все ближе и ближе поверхность, носовая термозащита стремительно тает, как горящая свеча, еще немного и бушующее пламя ворвется внутрь корабля, с легкостью сжигая металл и человеческую плоть.

Через семь минут и тридцать секунд полета, корабль опустился до высоты в двадцать километров и огненный шторм вокруг корабля постепенно угас. Скорость и плотность атмосферы позволили развернуть сложенные атмосферные крылья, и, как гигантский альбатрос, корабль полетел к посадочной полосе. Заложив вираж и скорректировав направление, спускающийся космолет вышел в радиус действия наземного контроля базы. Их появления было встречено радостными воплями не сдержавших эмоции диспетчеров космодрома.

Космолет «Константин Циолковский» коснулся поверхности посадочной полосы и начал тормозной пробег. Погасив скорость, он остановился на краю космодрома. В эфире творилась вакханалия, практически весь персонал базы через все доступные системы связи приветствовал экипаж как героев. Даже начальник базы, повидавший многое на своем веку, профессор космоботаники и бывший капитан-космонавт Алексей Башинский восторженно, словно молодой кадет, кричал по командному каналу «Вот черти! Сели орлы! Сели!»

Напряжение медленно отпускало Алана, как сквозь сон он слышал радостный гомон в эфире, и сухие утомленные голоса своих пилотов. «Мы все таки сделали это, последние 100 километров пройдены» подумал Алан.