Объявление:
Сквозь дремоту я различил приглушённый звон, словно серебро ударилось о фарфор. Было довольно светло, но открывать глаза не хотелось, будто я не досмотрел важный сон.
– Олег, – позвал тихий женский голос. – Я знаю, что ты не спишь.
– Марина?!
Сон развеяло, как утренний туман лучами солнца. Девушка стояла у двери, прислонившись стене, и осторожно помешивала кофе. Она казалась немного уставшей, словно всю ночь оберегала мой сон.
– Я не стала будить тебя. Выходной всё же… – Она чуть заметно улыбнулась и ушла на кухню, тихо и буднично, будто и не исчезала вовсе.
Я не мог вспомнить, сколько мы не виделись. Прошла минута, год или вечность, я не чувствовал разницы. Надолго ли она пришла и почему не делала этого раньше – не важно. Я не стану расспрашивать и не стану удерживать её, когда придёт пора расставаться. Так заведено с давних пор: солнце восходит и заходит, а Марина иногда появляется и столь же неизбежно исчезает. Не в моих силах менять привычный порядок вещей.
– Тебе погреть кофе? – услышал я голос девушки.
– Да, будь добра.
Я торопливо оделся и вышел к ней.
Стол, как и в былые времена, стоял в центре кухни. Раньше мы часами сидели друг напротив друга, пили кофе и говорили обо всём на свете. Я занял привычное место. Марина наклонилась к плите, убавляя газ под кофеваркой.
– Ты давно не заглядывала…
Я не спрашивал: "почему?", просто хотелось что-то сказать.
– Дела, – коротко ответила она.
Обрывки воспоминаний закружились как газетные заголовки: показ в Питере, стажировка в Париже. Было и ещё что-то, что-то очень грустное. Я давно запретил себе думать об этом.
Марина посмотрела на меня и осторожно спросила:
– Ты всё так же?
– Всё так же…
"Всё так же один", – подумал я. Слова не всегда нужно произносить вслух.
Марина поставила передо мной чашку, выключила кофеварку и спросила:
– Чем занимаешься?
Она налила мне кофе, немного добавила в свою чашку и села напротив.
– Ты не поймёшь… – Мне меньше всего хотелось говорить о работе.
– Но всё же, чем?
– Неужели тебе интересно?
Марина кивнула.
Я попытался сформулировать попроще:
– Я экстраполирую механизм нарушения симметрии при комбинированной инверсии с распада адронов на распад лептонов. – Формулировка получилась не вполне строгой, но довольно близкой по смыслу. – Нужно либо создать непротиворечивую математическую модель, либо доказать, что такой модели не существует.
– Я постигаю глубину. А, может быть, иду ко дну? – Марина улыбнулась.
Мне нравилась эта её привычка делать вид, что всё понятно. Иногда даже казалось, что она и в самом деле не хуже меня разбирается в теоретической физике.
– Если мои ожидания оправдаются, – пояснил я, – модель можно будет проверить на Большом адронном коллайдере.
– А если удастся доказать, что такой модели не существует?
Вновь появилось ощущение, что она знает тему моих изысканий лучше меня. Я отогнал это неприятное чувство, пожал плечами и произнёс:
– Это тоже результат…
Я осторожно коснулся чашки. Кофе был не слишком горячим, как я и люблю. Я отхлебнул и, чтобы сменить тему, сказал:
– Знаешь, мне приснился странный сон. Будто мы с Виталиком поехали смотреть, как появляются круги на полях.
Марина не смогла удержать снисходительной улыбки. Она и раньше не одобряла моего увлечения уфологией, видимо, ничего не изменилось.
– Летающие тарелочки и зелёные человечки? Сколько раз ты их ловил? Три? Четыре?
Я попробовал сосчитать. Виталик чаще ездил один, но иногда брал и меня.
– Шесть. Вернее во сне был шестой раз.
Я задумался. Сон был очень правдоподобный. Мы долго тряслись по просёлкам на старенькой Виталькиной "Ниве". Ставили в свете фар палатку. Разводили костёр. Во сне время мчится быстрее, но…
– И что? – прервала мои мысли Марина. – Опять ничего не нашли?
– Не знаю, ты не дала мне досмотреть сон.
"Сон? – засомневался я. – А я всё помню, будто это было вчера".
Видимо, Марина приняла мою задумчивость за грусть. Она сказала:
– Извини, я старалась не мешать тебе…
– Ничего, это же всего лишь сон… – сказал я и вопросительно посмотрел на девушку.
Марина не заметила моего взгляда, или заметила, но отвечать не стала, лишь отхлебнула кофе. Я вдруг вспомнил, что такого важного было в моём сне.
– Знаешь, во сне у меня было чувство, что я нашёл разгадку, – сказал я. – Так бывает, пока спишь – помнишь, а как проснёшься, остаётся только ощущение открытой истины, а сама истина забывается.
– Мне снятся другие сны. – Марина задумчиво посмотрела вверх.
В этот миг её глаза приобрели восхитительный оттенок. Мечтательные и немного грустные они походили на лесное озеро, в котором отражаются редкие осколки неба.
– Представь, что вокруг тебя звёзды, повсюду. – Марина закрыла глаза. – Они сверкают ярко-ярко, зовут к себе…
Она улыбалась, словно вернулась в родную стихию, но через мгновение очарование исчезло. Марина посмотрела в свою чашку и медленно, выбирая слова, произнесла:
– Почему звёзды так прекрасны? Ведь в них нет ничего особенного?
Я понимал, что сейчас для неё нет более важного вопроса. У меня не было ответа, я мог лишь предположить:
– Может быть, мы сами похожи на звёзды? Мы такие же крохотные и одинокие в огромном мире. В мерцании далёких светил мы жаждем найти родственную душу, способную избавить нас от одиночества.
Марина коротко взглянула на меня. При разговоре она обычно избегала смотреть в глаза.
– Ты веришь, что там, на далёких звёздах, кто-то есть? – тихо, почти шёпотом, спросила она.
– Не знаю… – Я понимал, что Марина ждёт иного ответа, слова сорвались с губ помимо моей воли. – Виталик и его друзья в Космопоиске собирают свидетельства очевидцев и доказательства. Можно верить или не верить доказательствам, но я считаю, что внеземные цивилизации существуют.
– Может быть, не нужно считать, искать, доказывать? Вдруг достаточно просто верить?
– Может быть…
Мне показалось странным, что Марина говорит об этом. Раньше она считала мальчишеством наши поездки по аномальным зонам и не относилась к ним серьёзно.
Я отхлебнул кофе и сказал:
– У меня есть гипотеза насчёт того, почему внеземные цивилизации не вступают в контакт с человечеством.
Марина заинтересованно посмотрела на меня.
– Им мы можем казаться не более чем смышлёными и забавными зверушками, – пояснил я. – Как дельфины, например. С нашей точки зрения они неразумны, но лишь оттого, что не вписываются в человеческое представление о человеческом разуме. По аналогии можно допустить, что людей, исходя из каких-то своих критериев, не относят к разумным существам. Отсутствие контактов только подтверждает мою гипотезу.
– Ты считаешь, что не существует признака разума единого для всех?
– Мне кажется, разум не способен абстрагироваться от природы своего носителя. Для того чтобы сформулировать собственный критерий, разум должен выйти за рамки самого себя. Останется ли он разумом в привычном понимании? Вероятно, нет. Он станет чем-то большим, сложно сказать чем, но чем-то иным… – Я чувствовал, что разгадка близка. – Разум способный постичь собственный критерий, способный стать мерой всего, станет…
– Богом? – подсказала Марина
– Пожалуй.
Марина задумалась. Кажется, мои выводы совпали с её собственными мыслями.
– А как бы ты сформулировал критерий разумности применительно к человеку?
– Умение быстро и оригинально решать нестандартные задачи, – не задумываясь, ответил я.
– Больше похоже на определение гения, – заметила Марина и отхлебнула кофе.
– Пожалуй, ты права. Вдруг по-настоящему разумны лишь гении, а остальным достаточно привычных жизненных стереотипов? Согласись, большинство людей редко сталкивается со сложными нестандартными задачами…
– Ну, не всякому дано строить модели единой теории поля… – Марина улыбнулась.
Мне показались немного странными её слова о теории поля, но я не придал им значения.
– Суть не в этом, – продолжил я. – В любой области есть свои сложные задачи. Но даже их решение обычно сводится к комбинации простых и привычных действий. Тензорное исчисление тоже может быть вполне привычным, если занимаешься им десятилетиями.
Я вспомнил физмат-класс в гимназии, университет, аспирантуру, годы работы в НИИ.
– Научное познание требует не гениальности, а терпения и долгой кропотливой работы. – Я вздохнул и посмотрел на девушку. – Ну вот. Теперь я сомневаюсь в собственной разумности.
Я улыбнулся и отхлебнул кофе. Оставалось чуть больше половины чашки.
– Быть может, это сомнение и есть первый признак гения?
Я покачал головой.
– Не хочу быть гением, сейчас не самое подходящее время. Гениальные прозрения, нужны лишь в переходную эпоху, когда общепринятые представления устарели и мешают развитию науки. Ньютон и Эйнштейн появились именно тогда, когда резерв старой науки был исчерпан.
– Не забывай, разумная деятельность не ограничивается наукой. Искусство тоже даёт простор для гения.
Я пожал плечами.
– Я не стал бы противопоставлять науку и искусство. Математика тоже в некотором роде искусство. Просто она оперирует абстрактными понятиями, которые не каждому дано понять.
– А разве музыка или литература, доступны каждому? Искусство всегда индивидуально. То, что понятно всем, не является искусством.
В голове что-то шевельнулось.
– Кажется, я вспомнил разгадку кругов на полях. Разгадку из своего сна.
– И что это за разгадка?
– Круги это произведения искусства – творения разума с иными представлениями о прекрасном. Если искать разум, нельзя ограничиваться рамками рационального. Компьютер мыслит быстрее и рациональнее человека. Истинный разум способен творить новое, отличное от комбинации привычных образов и понятий. Именно иррациональное, творческое начало должно служить критерием разумности. Как я раньше этого не понял…
– А для чего разуму искусство? Рациональное мышление помогает выжить и обустроить окружающее пространство, а зачем нужно иррациональное?
Кажется, Марина подталкивала меня к определённому выводу, но я его уже сделал.
– Искусство нельзя понимать, красоту нужно чувствовать. А чувства наполняют жизнь смыслом.
– Жить стоит только ради своих чувств… – негромко произнесла Марина.
Для чувств и эмоций нет теорем, алгоритмов и правил. И нет ничего сложнее, чем удержать любимого человека. Я не должен был отпускать её. Жаль, что я понял это так поздно.
– Ты знаешь, когда ты ушла… – начал я, но запнулся, выбирая слова.
– Я чувствую.
Марина коснулась моей груди в районе сердца. Мне больше не хотелось знать или понимать. Я хотел чувствовать, восхищаться, любить и верить. Иногда достаточно просто верить.
Я взял её ладонь, погладил, прижал к губам её ладонь, поцеловал пальцы. Марина приложила указательный палец к моим губам, словно призывая к молчанию, и произнесла.
– Допустим, ты разгадал загадку кругов на полях. Но как должны были поступить искатели разума, если бы их послание не дошло до адресата?
Умом я не мог понять, почему она спрашивает об этом, но сердце уже знало ответ.
– Сверхразуму не нужен контакт с неразумным человечеством, а с гениями можно общаться индивидуально…
– В порядке личной инициативы, – произнесла Марина, подтверждая мои догадки.
"Почему тебе снятся звёзды? – подумал я и с грустью посмотрел на Марину. – Кто ты, девочка?"
Словно поняв мои мысли, она спрятала взгляд в чашку, которая давно должна была опустеть. Моя кстати тоже. Не удивляясь и не обращая внимания, я продолжил:
– Для общения я бы создал иллюзию обыденной обстановки: родной дом, близкий человек…
Марина поставила чашку, встала и подошла ко мне.
– Вовсе не обязательно чтобы это было простой иллюзией… – прошептала она и прикоснулась губами к моим губам.
Я ощутил запах её духов, тонкий, чуть горьковатый, похожий на запах полыни. Голова закружилась. Я поднял руку, чтобы обнять девушку, но ладонь скользнула в пустоту.
Я открыл глаза. По пологу палатки плясали отблески костра. Пахло полынью. Помню, в детстве я читал рассказ: "Звёзды пахнут полынью"*. Обычный детский рассказ об обычных мальчишеских приключениях и переживаниях, но иного запаха звёзд я не знал.
Я выбрался из палатки. Виталик сидел у костра. Он пил из большой кружки душистый травяной чай, помешивая его алюминиевой ложкой.
Заметив меня, он воскликнул:
– О, я как раз собирался тебя будить! Скоро твоя вахта.
– Что-нибудь было? – Я потянулся, расправляя затёкшие мышцы.
– Нет. – Виталик с грустью посмотрел в сторону поля, тёмного и совершенно обыкновенного. – Я бы тебя сразу разбудил…
Я сел возле костра на раскладной стул.
– Мне приснилась Маринка, – зачем-то сказал я.
– Она два года как уехала во Францию. Ты её всё ещё… – Виталик замялся, – ждёшь?
– Да… Наверное.
Если бы он спросил, люблю ли я её, я бы не стал отвечать.
Виталик допил свой чай.
– Ладно, бывай. До рассвета часа два. Буди если что.
Он забрался в палатку и через минуту умиротворённо засопел.
Я решил посмотреть время и достал мобильник. Блокировка клавиатуры не была включена. Пока я спал, случайно выбрался номер. Это был номер Марины. Старый номер, по которому она никогда не ответит, но который я храню в какой-то иррациональной надежде.
"А если позвонить?" – подумал я и, словно ища поддержки, посмотрел на небо. Где-то в вышине на мгновение сверкнула звезда, или мне это просто показалось.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
* Владислав Крапивин – "Звёзды пахнут полынью"